Ничего, кроме нас

— Я был такой пьяный, что на какое-то время отключился. Когда пришел в себя, Хоуи кричал на Мэройса: «Это ты здесь реальный гомик, а не я. Ты же два раза ко мне подкатывал в бассейне». Вот тут-то Мэройс и саданул ему под дых. Повалил на землю, упал на него сверху, придавил его коленями и стал молотить по лицу кулаками.

— И ты его не остановил?

— Я вмешался. Крикнул Мэройсу, чтобы он прекратил. Попробовал оттащить его от Хоуи. Тогда другой чувак, Дейв Дервин, оттолкнул меня и сказал: «Зеленый гомик должен заплатить за оскорбление». Я полез в драку. Дервин заломил мне руку за спину, пригрозив, что сломает, и держал, пока Мэройс мутузил Хоуи. Я кричал Мэройсу, что он гребаный урод и что, видно, обвинения Хоуи — правда. Тогда он со всего маху заехал мне кулаком в солнечное сплетение. Я упал на колени. А они пошли прочь и ржали во весь голос.

— А Хоуи?

— Лицо — месиво. Все в крови, нос сломан, передние зубы выбиты. Он только стонал, говорить не мог. Я как-то умудрился поднять его на ноги. Как-то взвалил на плечи. И как-то дополз с ним до медпункта. Медсестра только ахнула, когда увидела его лицо. Вызвала «скорую», вызвала копов. И те и другие были в кампусе через десять минут. Мужики со «скорой» сказали сестре, что травмы у Хоуи очень серьезные и надо быстрее везти его в больницу в Портленде, там есть пластический хирург, который приезжает по вызову в реанимацию.

— А копы?

— Повезли меня в участок в городе.

— Ты им все рассказал?

— Я назвал все имена, подробно рассказал, что произошло, сказал, что парни были пьяные и под декседрином, да и я сам тоже был вдрабадан пьяный.

— А про травку не сказал?

— Я не настолько выжил из ума. Но признался, что выпил немерено текилы. Копы спросили, не хочу ли я вызвать адвоката, но я отказался. Им это вроде как понравилось. У них были показания медсестры из медпункта колледжа, что это я притащил Хоуи и рассказал ей, что пытался вмешаться, но был слишком пьян…

Боб снова уткнулся лицом в ладони и заплакал. А у меня пропало всякое желание обнять его и утешить. Я смотрела на него со смесью недоверия и неприязни. Хотя он и умудрился доказать свою невиновность в этой ситуации, что-то между нами изменилось окончательно и бесповоротно. Меня переполняло совсем другое чувство — удивление от того, как любовь к другому человеку может прекратиться в один момент.

— Ты считаешь, что полиция поверила в твою историю? — спросила я.

— Копы сказали, что я остаюсь под подозрением, пока Хоуи не придет в себя и не даст показания.

— А как он себя чувствует, не знаешь?

Боб помотал головой.

— Мы должны позвонить в больницу, — сказала я.

— Я уже звонил — пока сидел в участке, мне разрешили сделать один звонок. Еще копы отобрали у меня водительские права и сказали, чтобы я не уезжал из Брансуика, не сообщив им.

— Они имели на это право?

— Я не хотел с ними спорить из-за такой мелочи. В любом случае, когда всплывет, что произошло и что я не смог парней остановить, потому что слишком надрался…

— Ты все же попытался, и за это тебе от них тоже перепало. В глазах общественности это тебя оправдает. То, что ты отнес Хоуи в медпункт, тоже зачтется. Ты выкарабкаешься, и из колледжа тебя не выгонят. Потому что в этой истории ты неплохо себя показал.

Но Боб только тряс и тряс головой.

— Ты чего-то недоговариваешь?

В ответ Боб тяжело поднялся на ноги, стянул с себя одежду и скрылся в ванной. Когда дверь за ним закрылась, я услышала звук душа, включенного на максимум. Я подняла с пола его окровавленные белую рубашку и белую футболку. Вышла на кухню. Там вынула ведро из-под раковины, налила горячей воды, добавила четверть колпачка «Хлорокса» и замочила одежду. Вода мгновенно стала алой. А у меня перед глазами вдруг встала картина: кулак этого зверя Мэройса врезается в нос Хоуи. Почему Боб вдруг вернулся к старому и потащился вечером с этими отморозками? Возможно, из колледжа его и не исключат, но теперь ему придется жить с постоянным чувством вины.

Вернувшись в комнату, я взяла его джинсы и шерстяной джемпер спортивного клуба с большой буквой «Б», вышитой на груди слева. Все это тоже было пропитано кровью.

Я постучала в дверь ванной:

— Я замочила твои рубашки с отбеливателем. Но джемпер и джинсы…

— Выбрось их. Никогда в жизни больше не надену форменный джемпер.

Схватив в охапку окровавленную одежду, я вышла на улицу, не обращая внимания на ноябрьский холод. Открыв крышку мусорного контейнера возле гаража, я швырнула туда одежду Боба. Я задавала себе один и тот же вопрос: как меня угораздило связаться с человеком, который носит спортивную форму? — и отвечала себе, что это несправедливо по отношению к Бобу. Закурив сигарету, я смотрела в небо, думая, что нам предстоят трудные дни.

Покурив, я вернулась в дом и обнаружила Боба уже спящим в постели. Я тоже легла почти сразу.

Когда я проснулась, было уже за полдень. Боба рядом не было. На подушке лежала записка: