Ничего кроме правды

Вдруг сверху, громыхая железом, прошел поезд, Абраша даже присел от неожиданности. «Вот чудеса, – думал он, – где же это я оказался». Он стал смотреть по сторонам и обнаружил множество надписей и вывесок на русском языке: «Аптека», «Сладости», «Приморский». «Нет, это не Париж», – подумал он и принялся рассматривать публику. В основном это были пожилые люди. Абраше даже показалось, что это евреи, хотя одеты они были не как положено и все мужчины были без бород, а многие даже без головных уборов. Но лица, нет, здесь ошибки не было. «Это положительно не гоим», – подумал Абраша. Он внезапно почувствовал себя очень комфортабельно в этой пестрой толпе, как рыбка в стае себе подобных, плывущих в каком-то удивительном аквариуме.

Вдруг Арбаша остановился: «Нет. Не может быть». Навстречу ему, опираясь на палочку и смешно выбрасывая вперед свою деревянную ногу, шел дядя Соломон. Он увидел Абаршу еще издалека и закричал, щурясь на солнце:

«Абрашенька, дорогой, ты ли это?» Абраша крепко обнял дядю. «Как вы здесь оказались? – спросил он улыбаясь».

«Я? – удивился дядя Соломон. – Я умер, ты же сам знаешь. Я здесь по полному праву уже почти шесть лет. А ты что здесь делаешь, цудрейтер?» «Я сам не знаю, – ответил Абраша, – я вообще-то приехал за нитками, но, кажется, сейчас я сплю». «Спишь? – удивился еще больше дядя Соломон. –

Если ты спишь, то лучше проснись». Он начал трясти Абрашу за плечи и орать в самое ухо: «Проснись, шлемазл».

Абраша открыл глаза. Над ним стоял Шагал. «Проснулся, шлемазл? Сколько можно спать? Уже почти одиннадцать», – улыбаясь, сказал он. «Господи, Боже мой», – Абраша подскочил на кровати, протирая глаза. «Нитки – вспомнил он, – сегодня обязательно надо купить нитки». Но его ждало большое огорчение. Марик сказал, что по случаю какого-то праздника все лавки закрыты. «Ах, какая досада, – расстроился Абраша, – что же мне теперь делать?» «Перестань, это не конец света, – постарался его успокоить Шагал, – я обещаю, без ниток не уедешь. Завтра с утра первым делом пойдем в торговые ряды и все сразу купим, а сейчас отдохни, позавтракай. Кстати, сегодня вечером мы с тобой приглашены на благотворительный концерт. Там будет хороший буфет, много музыки. Поэты будут читать стихи. Получишь удовольствие, я обещаю». Услышав о поэзии, Абарша немного насторожился: «А что, Панкрат небось тоже будет «Хари фири» свою читать?» Шагал засмеялся: «Там будет весь цвет Парижа, много забавных типов, не только Панкрат. Между прочим, как вчера прошел вернисаж?» – поинтересовался он. «Ничего особенного, – ответил Абраша, намазывая булку с маслом. – Македонов этот, заказал мне 30 одеял. Как думаешь, заплатит? 3 тысячи франков деньги немалые». «Не знаю, может и заплатит, раз заказал», – ответил Марк, поворачивая к Абраше свой мольберт, на котором стояла законченная картина.

«Ну, как тебе? Только что закончил», – сказал он. Абраша даже ахнул: «Ну, мы молодец, вот спасибо тебе, что увековечил меня, – с благоговением произнес он. Сидя в кресле и дожевывая бутерброд, он внимательно стал рассматривать картину. На ней Шагал нарисовал Абрашу. Он летел над Парижем со своим одеялом, скрученным в трубу, а над ним, вращаясь в ярком беспорядке, плясали лошади, неведомые птицы, ангелы, цветы и маленькие домишки гомельской окраины с горящими на солнце стеклами.

«Марик, ты превзошел сам себя, это настоящий шедевр», –торжественно произнес Абраша.

«Спасибо, мой дорогой, рад, что тебе понравилось», – улыбаясь, сказал Шагал и принялся натягивать новый холст на подрамник.

Абраша, отхлебывая остывший чай, еще долго рассматривал картину. Его сердце переполняла гордость. Он внезапно вспомнил свой странный сон и, закрыв глаза, попытался восстановить в памяти все детали. «Ты знаешь, Марик, – произнес он задумчиво, – мне сегодня опять приснился дядя Соломон». И он принялся пересказывать все по порядку: этот странный город с железной дорогой, висящей в воздухе, машины, евреев с мешками еды и экзотических фруктов. Шагал, не отрываясь от работы, внимательно слушал и только когда Абраша закончил рассказ, он откинулся на стуле и, глядя куда-то в сторону, тихо произнес: «Это был вещий сон, – и, помолчав, добавил, – если еще приснится дядя Соломон, передавай мой поклон. Хороший был человек. Земля ему пухом».

Они просидели дома почти до трех часов. За разговорами время текло незаметно. Абраша рассказывал про Гомель, про родичей, про артель слепых. Они вспомнили Малевича, как слепые перепутали бочки с краской, как неожиданно получился красный квадрат, который Казимир назвал «Живописный реализм крестьянки в двух измерениях». «Ну и Казик, ну и аферист», – смеялся Шагал. Они вспомнили Сутина. Здесь Марик воодушевился: «Давай навестим его. Передашь ему мамино варенье, он будет рад тебя видеть, а оттуда вместе пойдем на благотворительный вечер». Абраша с энтузиазмом принял это предложение. Он не видел Хаима почти 10 лет. Они быстро собрались и вышли в город.