Ничего личного

Гловер и сам не заметил, когда научился чувствовать присутствие Кэти в своем доме. Достаточно было на пару шагов отойти от дверей лифта, остановиться и втянуть в себя воздух, и он мог с точностью до нескольких метров определить ее местонахождение. Даже в полной тишине, даже в полной темноте.

Сегодня его девочка работала на кухне. Она сидела в привычной позе на табурете: одна нога подтянута под себя, вторая спущена вниз, как хвост пантеры. Александр не удержался от теплой усмешки: пальцы на этой самой ноге шевелились в точности как кончик кошачьего хвоста. Руки девушки порхали над клавиатурой, а взгляд был прикован к экрану столь пристально, что она не сразу ощутила его присутствие.

Вдвойне приятно было то, что Кэти не вздрогнула, а улыбнулась во все свои тридцать два белоснежных зуба.

На гранитной столешнице перед ней веером были разложены блокноты с записями от руки, бумажные вырезки, испещренные яркими полосами разноцветных маркеров и желтые квадратики с клейким краем. Смотреть материалы для статьи на стадии ее написания было одним из табу, с которыми Гловер смирился практически сразу и без встречных условий.

Именно поэтому, подойдя к столу он смотрел только на блюдце с маринованными оливками (судя по всему, на сегодня это был весь ее ужин), а затем на рыжую макушку и кудрявую прядь волос, стекавшую по шее на худенькое плечо.

Кэти подняла к нему лицо, чтобы встретить поцелуй.

— Ты сегодня рано, — заметила она. — Какие планы на вечер?

Закинув оливку в рот, Гловер в своей привычной манере переступил с пятки на носок, затем бросил пиджак на соседний табурет и потянул вниз узел галстука.

— Планы грандиозные. Сначала погоняю тебя вокруг стола, — Кэти опустила крышку ноутбука, по голосу Индейца безошибочно определив, что он не шутит. — Потом поймаю и… Эээ, ты куда?

Не дожидаясь завершения, девушка соскользнула с табурета на пол и скрылась под столом. Когда в поле ее зрения появилось лицо Гловера с удивленно приподнятыми бровями, она пояснила:

— А я в домике. — И так как его рука уже тянулась к ее щиколотке, крепко обхватила ножку стола и добавила. — Не поможет.

Кэти знала, ей остается только продолжать изо всех сил держаться за стол и досчитать до пяти. Если у Гловера сразу не получалось добиться желаемого по-плохому, он соглашался действовать по-хорошему. И что самое приятное, никогда не обижался. Три… два… один…

— Можно войти? — Вежлив, как на чаепитии с викторианскими старушками.

Ничего, мы тоже умеем быть любезными:

— Конечно, пожалуйста.

На пол у колен Кэти сначала опустилось блюдце с оливками, затем рядом улегся Индеец собственной персоной.

— А знаешь, — он внимательно оглядел нависающую над его головой столешницу, — здесь довольно уютно. И мы здесь еще не пробовали.

Девушка смотрела на прядь смоляных волос, упавшую на лоб, на безмятежную улыбку в уголках твердого рта. Да, неплохая мысль. Очень заманчиво. Вот только серые глаза под прямыми черными бровями оставались все такими же серьезными.

— Но сначала поговорим. Держи, это тебе.

Он разжал кулак, и на колено Кэти легла синяя бархатная коробочка. Уже понимая, что это вовсе не подарок, она поскребла ногтем шелковистую ткань. Почему-то было страшно поднять крышечку.

— Открывай, Кэти, — его голос звучал напряженно, почти угрожающе.

Ну, что ж, если Индеец думал, что у нее палец без кольца мерзнет, то он сильно ошибался. Хотя… на караты не поскупился. И почему-то этот факт оказался очень приятным.

— А теперь надевай, — угроза из его голоса никуда не делась.

— Почему… — она откашлялась и повторила более уверенно, — Зачем тебе это?

К такому вопросу Гловер явно был не готов.

— Ну… чтобы ты была со мной. Устраивает?

— Нет, — честно ответила Кэти. — Я и так, вот видишь, — она обвела рукой вокруг, — сижу тут с тобой под столом. Почему? Назови настоящую причину.

Вот теперь он отнесся к ее вопросу серьезно, даже перекатился на живот и приподнялся над полом, опираясь на локти.

— Что бы ты была моей. Ясно? Моей женой. Чтобы жила в моем доме, спала в моей постели и растила моих детей. Так понятно?

— Не до конца.

Александр с видимым усилием разжал кулаки и медленно выдохнул воздух. Затем неожиданно ухватил Кэти за ноги, дернул на себя, вытащил из-под стола и усадил обратно на табурет. Обойдя вокруг, уселся напротив.

— Хорошо. Начнем сначала. Я хочу жить в твоем сердце, умереть у тебя на груди и быть похороненным на дне твоих глаз (52).

— Звучит неплохо. И все же…

Кэти со своей табуретки смотрела на него круглыми глазами, как несогласный со своей участью кролик смотрит на удава.

— И на этом все. Теперь возьми кольцо!

Золотой кружок вылетел из коробочки и, звякнув о камень столешницы, подкатился к ладони Кэти. Она отправила его обратно точным щелчком.

— Нет.

— Возьми, тебе говорю, — рычащий встрепанный Индеец надвигался на нее, словно грозовая туча.

Упершись кулаками в стол, Кэти медленно поднялась ему навстречу.