Ничего личного, кроме боли

— Гарантирую! Можем вообще вашего имени не называть.

— Как это? — обиделся Григорьев. — Вот так всегда! Делаешь добрые дела, а они остаются незамеченными. Нет уж, страна, как говорится, должна знать своих героев. Я хочу быть в гуще событий. Просто на работе никто не должен знать, что я самовольничал. Можете сделать задним числом какой-нибудь запрос, товарищ лейтенант?

— Постараюсь, — осторожно пообещала Маша. — Сделаю все, что в моих силах, даже больше.

— Вот и славно. Значит, до завтра.

Григорьев отключился. А она заметалась по квартире.

Нет, вот что за человек! Что стоило хотя бы сказать, мужчина это или женщина? Напустил зачем-то туману. Или он сам не разобрался, кто это, и этот тип как две капли воды похож на того, что отирался у ресторана в день, когда отравили Ивлиева? И тот самый торгаш во дворе хирурга Новикова тоже на него похож?

Все валилось из рук. Попыталась приготовить рыбу — и передумала, швырнула обратно на полку холодильника надорванную упаковку. Сделала бутерброд с сыром, откусила пару раз — и больше не смогла. Чай показался невкусным, кофе — некрепким. Принялась мыть посуду — разбила любимую чашку отца, из которой всегда пила чай после его смерти. Расстроилась до слез. Еле сдержалась, и то только потому, что вспомнила, что уже плакала сегодня. Два раза за день — явный перебор. Она должна быть и будет сильной. Она просто обязана разобраться в этой чудовищной истории. И добраться до странного создания, убивающего людей по собственной прихоти.

Утро началось дождем — холодным, проливным. Пока бежала до машины, вымокла до косточек. Включила печку, надеялась хоть немного обсохнуть. В салоне запахло сыростью. В кроссовках хлюпала вода. Маша потянулась к сумке на заднем сиденье. Запасная обувь у нее всегда была с собой: туфли на шпильке, туфли на низком каблуке, балетки. На прежнем месте работы ее могли с места преступления отправить в школу — прочесть детям лекцию, а то и в администрацию на совещание по какому-нибудь громкому делу. Заезжать домой переодеваться в такие дни было некогда, вот и вошло у нее в привычку держать в машине запасную обувь и кое-что из одежды.

Сейчас из одежды нашлись только джинсовая рубашка и черная юбка-карандаш. Привычно извиваясь, она стянула мокрые брюки, натянула юбку, на ноги надела туфли на низком каблуке. Мокрую одежду убрала в сумку, кроссовки задвинула под водительское кресло. Опустила запотевшее стекло.

Дождь не унимался. Острые струи молотили по асфальту, сбивали с цветов на клумбах головки, собирались в лужи.

Как Григорьев доберется? Есть ли у него машина? Почему она вчера не спросила?

Она достала мобильник и набрала его. «Абонент вне зоны действия сети». Может, уже ждет в управлении? Сидит на первом этаже перед дежурной частью — там связи нет. Терпеливо дожидается, пока она здесь прихорашивается и сохнет.

— Нет, никто вас не спрашивал, — покачал головой дежурный. — Абсолютно точно, товарищ лейтенант.

Поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в кабинет. Три пары глаз уставились на нее. Да, опоздала на десять минут. Попробовал бы кто-нибудь из них натянуть узкую юбку на мокрое тело, извиваясь на автомобильном сиденье.

До самого обеда она не находила себе места. Григорьев как сквозь землю провалился. Как дождем смыло. Не явился и телефон не включил.

Передумал? Испугался неприятностей? Не исключено. Или просто струсил.

До обеда она занималась какими-то пустяками. Кошкин нарочно завалил ее всякой ерундой — боялся поручить что-то важное. Не доверял. Дело ресторанного отравителя было у Рыжкова. Убийством Новиковой майор занимался сам. Машу, мягко говоря, выдавили, оттеснили. Лишили доверия.

И все с подачи Рыжкова. Вот гад! Зачем это ему? И без конца косится в ее сторону, ухмыляется. Как будто знает что-то такое, чего не знает никто. Разоблачение, видишь ли, готовит.

В перерыв она сходила с Сашей Стешиным в кафе через дорогу. Без аппетита съела салат, отбивную, запила чаем. На Сашины вопросы отвечала рассеянно, пару раз невпопад.

— Маш, я не понимаю тебя, — проговорил он с обидой. — Ты как будто здесь и как будто тебя нет. Что-то еще случилось?

— С чего ты взял?

Она рассеянно оглядела зал. Народу было немного. Офисный люд в такой дождь предпочел обедать в офисах. Те, кто добежал, трясли воротниками пиджаков и ветровок — стряхивали капли, приглаживали волосы.

— С чего ты взял? — Она уставилась на Сашу.

— Ты с утра какая-то настороженная. Без конца названиваешь куда-то.

— Три раза. — Она показала ему три пальца. — Я позвонила всего три раза.

— А на телефон поглядываешь все время. — Щеки у него сделались пунцовыми от смущения, веснушки на переносице потемнели. — Жених, что ли?

— Что?

— Жених, спрашиваю, не звонит?

— Саша! — Ей сделалось весело. — Какой жених, о чем ты?

— А что, у тебя никого нет? Парня нет? — Он недоверчиво вывернул губы. — У такой красавицы? Маша, на тебя же невозможно не смотреть! Обратила внимание: все взгляды в этом кафе пересекаются на тебе? Нет, что, правда, никого нет?

Она настороженно огляделась. Все он выдумал, никто на нее не смотрит.