Ничего не говори

Тем утром, механически принимая душ, одеваясь и собираясь на работу, я едва понимал, что делаю.

Перед этим Элисон потребовала у меня подробного отчета о событиях ночи. А потом я показал ей фотографию. Как и я, жена пришла в ярость, потом разрыдалась, и мне хотелось верить, что ее потрясение выглядело таким безыскусным и естественным, что она просто не могла его симулировать. Никакая актриса не могла бы так сжимать кулаки и трястись всем телом.

Или я все-таки уговаривал себя и по-прежнему был жертвой манипуляций? Если Элисон знала, что я найду эту фотографию, потому что сама и велела ее прислать, то что мешало ей попрактиковаться, чтобы изобразить нужную реакцию?

За все то время, что я ехал к зданию суда, я так и не пришел к однозначному выводу.

Поднявшись в офис, я обнаружил там только Джоан Смит. Она хлопотала по хозяйству, поливая из лейки цветы.

После того, что я увидел в «Кенсингтон Мьюс» в субботу утром, миссис Смит предстала предо мной совсем в ином свете. Неужели эта женщина – в юбке до середины икры, самых практичных в мире туфлях без каблуков и кардигане и джемпере одного оттенка – на самом деле была предметом страсти Роланда Хеманса? Или она привлекала его только тем, что с ее помощью можно было подобраться к судье, который будет принимать решение по самому крупному в его жизни делу? И не она ли, намеренно или нет, предоставила ему информацию обо мне, которая оказалась полезной похитителям?

– Доброе утро, мистер Сэмпсон, – сказала миссис Смит, вытряхивая из лейки последние капли на верхушку фикуса, – в сегодняшней утренней газете есть ваш снимок.

– Да? – удивился я.

– Если хотите взглянуть, она у меня на столе.

Я подошел ближе и увидел на внутреннем развороте «Дейли пресс», в рубрике местных новостей, нашу с Блейком фотографию. Естественный снимок: мы с сенатором беседуем, он меня слегка приобнял. Я даже держал в руке бокал шампанского, что меня покоробило. Из-за него вся сцена дышала принадлежностью к закрытому элитарному клубу. Общаться с политиками – это одно, панибратствовать – совсем другое.

Под заголовком «Сенатор Франклин устраивает благотворительную вечеринку в Ньюпорт-Ньюс» было опубликовано еще два снимка. Текста не было, только подписи.

– Спасибо, – сказал я, несколько мгновений подождал, чтобы изобразить небрежность, и спросил: – Как провели выходные, миссис Смит?

– Спасибо, хорошо, – ответила она, покончив с растениями и усаживаясь за стол, – пастор читал Евангелие от Матфея.

Я подождал. Продолжения не последовало.

– Принимали гостей? Или, может, сами куда-нибудь ездили? – спросил я.

Она подняла на меня глаза – я вышел за рамки реплик, которыми мы обменивались каждое утро понедельника.

– В воскресенье меня пригласила на ужин сестра, – сказала она.

– Да? Как все прошло?

– Просто замечательно.

И опять ничего.

– Вы ведь живете в «Кенсингтон Мьюс», не так ли?

– Верно.

В ее взгляде уже читалось неподдельное удивление. Я продолжал, будто ничего не замечая:

– Похоже, там есть чем заняться, чтобы не скучать, – заметил я осторожно.

– Надо полагать.

Она не собиралась мне ничего рассказывать. Если эта женщина действительно состояла в связи с Роландом Хемансом, но ничего о ней не рассказывала, то ей прекрасно было известно, что это как минимум является нарушением профессиональной этики. Нужно было немного поднажать, чтобы посмотреть, не появится ли в ее глазах какой-нибудь проблеск, если я задам правильный вопрос.

– Миссис Смит, возможно, вам знаком адвокат по имени Роланд Хеманс?

– Нет, – без колебаний ответила она, – не знаком.

– В деле Пальграффа он представляет интересы истца.

– Понятно, – сказала она.

И опять ничего. Никакого проблеска. От миссис Смит мне ничего было не добиться.

– Ладно, за работу, – произнес я.

– Да, – ответила она.

Закрывая за собой дверь, я услышал, что она уже напевает себе под нос первую строчку очередного церковного гимна.

Минут двадцать спустя, направляясь на кухню за чашкой кофе, я увидел, что Джереми Фриланд тоже приехал и уже сидит в своем кабинете.

Я остановился и негромко постучал в дверной косяк. Отправив ему в пятницу – то есть в субботу в 8.37 – письмо с отказом взять самоотвод, я хотел убедиться, что Джереми отнесся к моему решению с пониманием. Я не смог бы пережить такое громкое дело, если бы настроил против себя собственного секретаря.

– Привет, – обратился к нему я, – не уделите мне минутку?

– Да, конечно, – ответил он.

Его щеки были немного розовее обычного – наверное, перед работой устроил себе длительную пробежку. Я вошел и мягко прикрыл за собой дверь.

– Извините, что побеспокоил, – сказал я.

– Нисколько не побеспокоили, мистер Сэмпсон, – ответил он, – я и сам как раз собирался к вам зайти.

Я взял один из стоявших у его стола стульев и мельком посмотрел на монитор системы видеонаблюдения – от них трудно бывает отвести взгляд, даже если они ничего не показывают.

– Насчет моего письма, я отправил его вам в субботу утром, – начал я, кашлянув.