Ничего не говори

В ордере на обыск должны быть четко обозначены объект поиска и территория, на которой он производится. В противном случае ловкие адвокаты защиты весьма искусно убедят судью, например меня, что доказательства, добытые с помощью неправильно оформленного ордера, нельзя принимать во внимание. От необоснованных обысков и задержаний граждан защищает Четвертая поправка, которая насчитывает всего пятьдесят четыре слова, так что при желании ее можно распечатать на салфетке. Но судебные дела, которые она за собой повлекла, не поместятся даже в авианосец.

Это был умело составленный ордер. Он давал детективу право обыскать «основное место проживания, а также примыкающие или не примыкающие к нему другие здания, жилые помещения и постройки, как постоянные, так и временные» на принадлежавшей мне земле. При обозначении размеров был указан не адрес, а номер участка и жилого блока.

Но поразило меня не это, а предмет поиска.

– Свидетельства похищения людей? – спросил я. – Вы думаете, что я кого-то похитил?

– Судья Сэмпсон, давайте побыстрее с этим покончим, – устало ответил Карри.

– Приступайте, – сказал я, зная, что у меня нет выбора.

Они поднялись за мной на крыльцо, я открыл им дверь. Первым вошел Карри, розовощекий помощник шерифа последовал за ним.

Я не отходил от них ни на шаг. Карри бегло осмотрел первый этаж, спустился в подвал, провел там не больше минуты, после чего поднялся наверх и по очереди заглянул в каждую комнату.

– Чердак в доме есть? – спросил он.

Я показал ему цепь, с помощью которой можно было опустить подъемную лестницу, и сказал:

– Там.

Он поднялся по лестнице – ровно настолько, чтобы просунуть в люк голову, – и тут же спустился обратно.

– Все в порядке, – сказал он, – простите за беспокойство, судья Сэмпсон.

Я был совершенно сбит с толку.

– Вы можете сказать мне, что произошло?

– Вам знаком молодой человек по имени Дэвид Монтгомери? – спросил Карри. – Дэвид Дж. Монтгомери?

– Нет.

– Вы бы наверняка его запомнили. У него на руке татуировка, он ею очень гордится. Как бы это сказать… русалка топлесс.

Я приложил максимум усилий для того, чтобы по моим глазам нельзя было ничего прочитать. Дэвид Монтгомери – это Бобби Роу. Парень назвался чужим именем.

– Я никогда не слышал о человеке по имени Дэвид Дж. Монтгомери, – сказал я, не погрешив против истины.

– Так я и думал, – сказал Карри, – Дэвид наш постоянный клиент. На нем целый букет обвинений, от которых он отчаянно стремится избавиться. Насколько я понял, в начале недели он явился к своему инспектору по условному освобождению и рассказал невероятную историю о двух живущих по этому адресу мужиках, которые якобы кого-то похитили. Наверное, вбил себе в голову, что прокурор ему за это что-нибудь скинет. Скорее всего, просто был под кайфом.

Я вспомнил Бобби Роу, который начал пищать, что мы похитители, когда Джейсон проболтался.

– Наркотики – настоящий бич местного сообщества, – сказал я, вкладывая в голос судейские нотки.

– Инспектор был обязан нам сообщить. И хотя шансы на то, что Дэвид Монтгомери сказал правду, был один на миллион, нам все равно полагалось проверить. Думаю, никому и в голову не пришло, что… Словом, как я вам и говорил, рутинная проверка. Еще раз прошу прощения за беспокойство, судья Сэмпсон.

– Ничего страшного, – сказал я, хотя это и не соответствовало действительности.

Я проводил их до двери, надеясь – молясь, – что те, кто держал у себя Эмму, ничего не видели.

Когда они уехали, на меня нахлынули воспоминания о происшествии, случившемся с Сэмом буквально через пару месяцев после его первого дня рождения, когда он только начал ходить. Это был безумный период, когда он носился по дому, не обращая внимания на опасности, подстерегавшие его на каждом углу. За ним одним уже было трудно угнаться, а вдвоем с сестрой они превращали нашу жизнь в ад.

Как-то близнецы забрели в родительскую спальню в нашем таунхаусе в Северной Вирджинии. Я, вероятно, не так внимательно следил за ними, как следовало бы. Сначала они мирно играли у двери. И вдруг Эмма закрыла дверь, когда Сэм держал на косяке руку. Он запаниковал, дернулся и содрал с указательного пальца ноготь.

В глубине души я знал, что взрослый должен сохранять спокойствие, собраться, держаться бодро и действовать быстро. Если бы это был мой палец, то я, конечно, просто бы выругался, перевязал его и жил бы дальше.

Но при виде хлынувшей потоком крови моего сына тело у меня будто оцепенело от ужаса. Мне даже пришлось позвонить соседке, чтобы она пришла и обработала рану. В тот момент мне открылось то, к чему рано или поздно приходят все родители: несчастье, случившееся с твоим ребенком, воспринимается куда болезненнее, чем твое собственное.

Сейчас я вспомнил об этом, глядя на то, как сжимаю собственную ладонь в кулак, разжимаю и снова сжимаю.

Пока еще окончательно не сошел с ума от тревоги, я решил позвонить Элисон и сообщить, что можно возвращаться домой. Поскольку ее мобильный не отвечал, я набрал номер домашнего телефона Джины.

Трубку сняла не она, а Карен.

– Дом Пауэллов, – официальным тоном ответила она.