Ничего святого

Миновав общество вынужденных поклонников Грибоедова, я пошёл вниз по бульвару.

Навстречу мне шли клерки и бизнесмены, женщины всех возрастов шуршали колёсами детских колясок по опавшей листве, какой-то мужчина сердобольно крошил хлеб голубям, устроившим настоящую битву за корм, что не помешало нахальному воробью урвать себе самый дородный кусок и спешно ретироваться. Встречал я и людей неформального вида: кто в кожаной косоворотке, кто с раздолбанной гитарой и длинными сальными волосами, кто в рваных джинсах и с брезентовой торбой, – все они двигались в разном направлении или сидели на лавочках особняком и явно не были теми, кого я искал.

Дойдя до памятника казахскому поэту, имени которого, увы, я не смогу воспроизвести, я отметил компанию людей в клетчатых штанах, ярких косухах с ещё более яркими причёсками – это, определённо, были самые настоящие панки, и одним из них был мой знакомый. Собравшись возле фонтана, они курили и обсуждали предстоящий концерт какой-то группы, название которой мне ни о чём не говорило.

В какой-то момент Илюха достал сигарету и попытался прикурить, однако из-за сильного ветра никак не мог зажечь огонь. Он отвернулся от ветра – в мою сторону. Закрывая пламя руками, он наконец прикурил и жадно втянул в лёгкие никотиновый дым. Лицо Илюхи расплылось в блаженной улыбке, он закрыл глаза, а когда открыл, его взгляд был устремлён на меня. Он улыбнулся, и я сразу понял, что он узнал меня. Я уже хотел было подойти к нему, однако, сделав шаг, внезапно подумал: а вдруг он не захочет общаться со мной? Я остановился. Илюха поднял в знак приветствия руку, сжатую в кулак, но с отогнутым мизинцем и указательным пальцем.

Этот жест подбодрил меня, и я подошёл к их компании. Я старался идти к ним не слишком быстро, чтобы они не приняли меня за идиота. За это время Илюха успел сделать две затяжки.

– Привет! – произнёс я ровным тоном.

– Хой! – ответил он весело.

Я понятия не имел, что означает «хой», но чтобы не ударить в грязь лицом, тоже воскликнул: «Хой!»

Илюха протянул мне руку, и мы, словно члены тайного общества, обменялись установленным приветствием.

– Ну что, знакомьтесь, – сказал Илюха, вновь поворачиваясь к компании, – это Дима, Колян, Луис, Шрек и Ленор, – представил он по очереди трёх парней и двух девушек.

Я улыбнулся. Дима улыбнулся в ответ, Шрек протянул мне руку, и мы обменялись уже знакомым приветствием, Ленор произнесла: «Александра».

– А это… – Илюха замялся, и я понял, что он забыл моё имя. – Вася, – наконец сказал он.

– Здорово, Василий, – произнёс Колян. – Пиво будешь?

– Я? – хриплым голосом уточнил я. – Да, буду, конечно.

Колян протянул мне бутылку, и я отпил прямо из горла мерзковатую на вкус кислую жижу. Вкус напитка не имел для меня никакого значения: мне было приятно, что эти люди без вопросов приняли меня в своё общество. Я вернул Коляну бутылку и посмотрел на всех остальных.

– Любишь Distemper? – немного картавя, спросил меня Шрек.

– Distemper? – переспросил я не потому, что не расслышал, а скорее затем, чтобы придумать, как лучше ответить. Речь явно шла о музыкальной группе, и я хотел бы иметь о ней какое-то мнение: быть поклонником их творчества или любить лишь некоторые их песни, я был согласен на дух их не выносить, но я не слышал ни одной их композиции, и от этого мне было чрезвычайно стыдно. Тем не менее Шрек ждал ответа, и я сказал: – В целом нормально.

– Я так и думала! – воскликнула Ленор, словно я только что подтвердил её самые точные догадки.

– Все словно помешались на этом Ska, – без особой радости в голосе отметил Колян. – Хотя, что в нём такого особенного?

– Всё дело в наличии трубы, – сказала Ленор.

– Ну, в военных оркестрах труба тоже присутствует, – заметил Илюха. – Однако никто из нас не испытывает особых чувств к военным оркестрам.

– А если они играют трогательный военный марш? – произнёс мелодичный женский голос у меня за спиной.

Обернувшись, я увидел перед собой девушку лет двадцати. Дядя Гриша назвал бы её оторвой, но я сразу посчитал её привлекательной. Кожаная куртка подчёркивала стройность её фигуры, а рваные колени чёрных джинсов, заправленных в жёлтые мартинсы, придавали её природной женственности известную степень брутальности. Огненно-рыжие волосы, небрежно спадавшие косой чёлкой на левую сторону, были коротко острижены по бокам, открывая аккуратной формы уши с многочисленными серёжками. Правильные черты аристократически бледного лица, острые скулы, прямой нос и тонкие, однако страстные губы венчали ярко подведённые глаза синего цвета. В этих глубоких, как океан, глазах, смотревших внимательно и спокойно, я немедленно потонул и, не отрываясь смотрел в них, словно боялся, что стоит мне отвести взгляд и видение исчезнет, рассеется навсегда.

Мне показалось, что мы смотрели друг на друга несколько часов, хотя, думаю, прошло не больше секунды, прежде чем нас выдернули из магического созерцания.

– Йоханга, мать! – воскликнул Шрек.

– Привет, красавчик, – улыбнулась та, которую назвали Йохангой, и подняла руку в знак приветствия всех остальных.