Ничей

— Если вы про отчество или папу, то нет. О доценте Барабулько слышали? О Зиновии Моисеевиче? По глазам вижу, что нет. Был такой деятель, ученый реформатор при губернаторе. Осваивал бюджетные средства. Это он за Анфису похлопотал, за подругу свою сердечную, — пояснил я.

— Он и телекомпанию создал?

— Не совсем так. Один хваткий вице-губернатор подсуетился, теперь уже бывший. Компаньон уважаемого доцента. Заодно весьма кстати пролоббировал интересы олигарха Камышанского. Анфису туда поставили за имуществом и кассой приглядывать, ну и на презентациях красоваться. Хотя какая там красота — в ее-то годы, при ее комплекции.

— Вы на презентации не ходите?

— Хожу иногда. Если дома готовить неохота.

— Вам жена совсем не готовит? — несколько нарушив границы этикета, спросила Яна.

— Не готовит. Нет у меня жены, тоже перешла в число бывших.

— Ой, может, вас угостить чем-нибудь? — спохватилась хозяйка. — Вы же с работы, ничего не ели.

— Лучше рюмку коньяка налейте, — пошутил я.

— Коньяка у меня нет, — растерялась она. — Есть водка «Парламент», мне ее на выставке подарили.

— Достижений народного хозяйства?

— Агропромышленного комплекса.

— «Парламент»? Это судьба, — засмеялся я. — Несите, так уж и быть.

Пока Яна ходила на кухню, я набрал номер «Бонда». Мне сообщили, что абонент не отвечает или временно недоступен.

Водка сильно обожгла горло, в голове зашумело. Заедали бутербродами с сыром. Умяв три подряд, я откинулся на подушки и ощутил страшную слабость. Телевизор, где продолжали ожесточенно спорить узницы «Сарая», как будто подернулся дымкой.

— Вам нравится ваша работа? — неожиданно спросила Яна.

Я рассмеялся.

— Меня сегодня уже спрашивали об этом.

— Кто?

— Студенты-практиканты. Интересные ребята, горячие.

— Что вы ответили?

— Ответил утвердительно. А вот теперь думаю, что был не до конца откровенен.

— Вы их обманули?

— Не совсем так, — я взял рюмку и плеснул еще водки. — Просто в той обстановке всей правды сказать не мог. О моих словах и так мигом доложили руководству.

Яна смотрела на меня сочувственно. Или мне так казалось? «Куда меня вообще несет?», — подумал я, а вслух произнес:

— Давайте еще по капле, — и, не дожидаясь ответа, налил ей.

Она не протестовала.

— За информационную безопасность? — предложил я.

Мы выпили снова.

— Мне кажется, у вас там все боятся всех, — очень серьезно сказала Яна.

— А больше всех-всех-всех знаете, кто боится? — я понизил голос до таинственного шепота.

— Кто? — она тоже перешла на шепот.

— Больше всех-всех боится спикер Виталий Иванович Хрюшников. Он больше других потеряет, если что. Забавно, правда? Должность такая солидная, вроде бы второе лицо в губернии — и боится. Меня так не пасут, как его.

— Зачем вас… пасут?

— Как зачем? Наивная вы девушка. Чтобы выслужиться, рвение показать, усердие. Нужность свою подтвердить перед начальством и особую ценность. Этим и заняты в первую очередь. На том стоят!

— А его зачем пасут?

— Примерно за тем же.

— Ну а вы сами боитесь?

— Хороший вопрос, — отметил я, как на пресс-конференции. — Честно ответить?

— Да, честно.

— Не боюсь. Просто противно.

«И зачем я всё это говорю? Тоже ведь пойдет завтра и сольет кому-нибудь информацию. Легко. Элементарно. И пусть сливает, на здоровье», — я ощутил, что мысли мои слегка путаются.

— Значит, вы всё-таки обманули бедных, доверчивых студентов? — мягко улыбнулась Яна.

— Да не обманывал я их. Работа и правда нравится — чувствую себя на своем месте. Людей бы еще нормальных побольше. А то пили как-то в узком кругу, с начальством, и посмотрел я на этот балаган изнутри, послушал тосты и всхлипы про комсомольскую юность, всё под виски и под коньячок… Рухлядь это старая, Яна. Мы ток-шоу не прозеваем?

— Нет, еще даже «Сарай» не закончился, — успокоила меня хозяйка. — Хотите посмотреть на вечерний город с высоты птичьего полета?

Я кивнул.

Вид сверху оказался шикарным. По залитому огнями проспекту потоком катили машины, автобусы и троллейбусы. Сиял всеми цветами радуги, посылая в темноту свои импульсы, громадный экран с рекламой. На крыше парламента, подсвеченные специальными фонарями, трепетали два флага, государственный и губернский, с волнами и колосьями.

Балкон был узким, с тонкими прутьями перил. Казалось, что море огней начинается у наших ног. Холодный осенний ветер обдал мое разгоряченное лицо.

— Вы не простудитесь в рубашке? — спросила Яна.

Я посмотрел на нее и увидел, а скорее даже почувствовал, что она сама дрожит.

— Хорошего понемногу, да? Идемте в дом, Яночка.

Она кивнула.

Не знаю, а вернее, догадываюсь, как вышло, что в дверном проеме мы оказались друг напротив друга. Пространство для маневра предельно сузилось, и Яна всем телом прижалась ко мне. Первой моей мыслью было, что она действительно успела замерзнуть. Второй, когда я опустил глаза в вырез платья — что на ней сегодня меньше белья, чем в прошлый раз.