Ничей

Новости на «Сторонке» заканчивались. Мы с Яной лежали на так и не раздвинутом мягком уголке, накрывшись пледом. Предметы нашего туалета были причудливо раскиданы по всей комнате. Сотрудница «Модного журнала» замерзла только с виду, без одежды она оказалась очень даже горячей. По-моему, соседи должны были слышать всё, что у нас творилось. Ну, или почти всё.

— Вопиющее безобразие, использовал служебное положение, — сказал я и погладил Яну ниже спины.

Яна томно потянулась.

— Вы раскаиваетесь?

— Может, уже хватит на «вы»? — ответил я. — Иначе смешно получается.

Модница потерлась о мое плечо.

— Можно, я буду и дальше на «вы»? Меня это возбуждает.

— Давай всё-таки телевизор посмотрим? — предложил я. — А то еще неизвестно, кто из нас раньше возбудится.

На экране закрутилась заставка оригинального ток-шоу. Оригинальным его, как и абсолютно всю свою продукцию, заранее окрестила сама «Сторонка». С недавних пор она, вообще, горделиво и без затей именовала себя «Первым оригинальным каналом».

Заставка уступила место виду из студии. Матусевич стоял в кадре, одетый в потертую джинсовую куртку и свитер перестроечного фасона. По сравнению с минувшими временами ведущий заметно поправился. Перестройка пошла ему на пользу.

— Добрый, добрый вечер! — завопил он, взмахнув руками, как крыльями.

Хрюшников сидел перед ним на очень высоком и хлипком стульчике, как возле барной стойки — весь какой-то сгорбленный, поджавший ноги, отчего штанины задрались, открыв смятые в гармошку носки. От одной его позы мне стало не по себе.

В следующую секунду Яна с головой нырнула под плед. Она явно хотела продолжить наши игры. Противостоять ей я не смог. Первые две или три минуты эфира, пока Матусевич бродил по студии кругами, произнося туманное вступление, мои мысли были заняты совершенно другим процессом. Наконец я с грехом пополам сосредоточился на шоу, хотя Яна под пледом не прекращала причмокивать.

Шоу «Вокруг да около» набирало ход.

— Губернатора сегодня в нашем эфире нет. Но всё равно хотелось бы спросить Валерия… э-э… то есть Виталия Ивановича, — продолжал плести Матусевич, — очень хотелось бы спросить, почему никак не реализуется в вашем… то есть в нашем регионе федеральный закон?

Хрюшников тискал перед собой шпаргалку, но съехавшие на кончик носа очки мешали ему подсматривать. В машине Виталий Иванович, понятное дело, ничего не прочел.

— Итак, Виталий Иванович, общество ждет вашего прямого ответа, — с апломбом заявил столичный ведущий.

Спикер засопел, и хороший японский микрофон немедленно передал в прямой эфир этот звук.

— А я не согласен с вами, уважаемый! — брякнул мой шеф, как будто в лужу облегчился.

Хотя бы поздороваться с телевизионной аудиторией он начисто забыл, и я про себя застонал. Собственно, даже не про себя.

Яна, услыхав из-под пледа мой стон, заработала еще интенсивнее.

— Почему это вы не согласны, Виталий Иванович? — поиграл голосом и бровями Матусевич. — Аргументируйте, пожалуйста.

— А потому, что социальную, значит, направленность нашего бюджета еще никто не отменял! — в сотый, наверное, раз на моей памяти заученно понес Хрюшников. — Наш парламент и его, так сказать, ведущая фракция совместно с губернатором и дальше намерены неуклонно выделять средства…

Слово «средства» он, по своему обыкновению, произнес с ударением на «а».

— Одну секундочку! — оборвал его шоумен. — Дорогие зрители, у нас небольшая рекламная пауза!

— Реклама на «Первом оригинальном»! — торжественно грянул голос за кадром, и большую студию на экране сменил ролик про подгузники.

Яна, блестя глазами, выбралась на поверхность.

— Ну как? — спросила она.

— Натуральный пипец, — не стесняясь, ответил я.

— Тебе не понравилось? — моя партнерша, видимо, от волнения сама перешла на «ты».

— Что?.. А, ты про это, — догадался я. — Нет, Яночка, ты настоящая умница. Просто спикер жжет.

— Он что-нибудь не так сказал?

— И не так, и не то. В общем, тушите свет.

— Тебя… то есть, вас теперь накажут?

Я мысленно оценил обстановку на театре военных действий и заржал. Смех был каким-то истерическим, но сдерживаться не осталось сил.

— Что с вами, Алексей Николаевич?

Я смотрел то на экран, то на разбросанные вещи, то на голую Яну, сидевшую по-турецки у меня в ногах, и принимался ржать еще сильнее.

— Вам плохо?

— Если ты еще раз обратишься ко мне на «вы», мне точно станет плохо. Умру от смеха, и будешь давать показания в милиции.

Реклама на «Первом оригинальном» закончилась. Хрюшников, потный и злой, и во время паузы, кажется, продолжал что-то говорить, но звук дали не сразу. Когда же дали, я опять застонал.

— Достигнутую стабильность мы никому подорвать не позволим! Курс президента народ поддерживает — так и передайте в свою Москву! — зажигал спикер.

— Василий… э-э… Виталий Иванович, — пробовал остановить его Матусевич, — я вас немножко не о том спрашиваю. У меня есть данные, что в ваших селах продолжаются проблемы с газификацией…

— Нет проблем с газификацией! — уже буквально лаял спикер. — Это пресса разжигает, но мы-то у себя знаем, кто за кем стоит! Я вам ответственно заявляю: мы не дадим вбить клин…