— Молодые на нас со стороны смотрят.
— Никуда они не смотрят, — возразил я. — Похоже, на лекцию не пошли, теперь на планшете в игрушки играют, в скакалки и стрелялки.
— Ты сам не играешь?
— Помнишь, что Брюс Уиллис говорил своему коту в «Пятом элементе»?
— Уже не помню.
— От этого бывает размягчение мозга, — процитировал я.
Мы оба посмеялись.
— Я тоже компьютерные игры не люблю, — сказала Марина и снова закурила. — Дурацкая трата времени. Только детям этого не объяснишь.
Достав из сумочки мобильный, она немного покопалась в нем.
— Смотри.
С фотографии на меня глядели двое: сама Марина и девочка лет девяти-десяти в ярко-красной куртке. Обе задорно улыбались в объектив, стоя возле пышной клумбы, огороженной низеньким ажурным заборчиком.
— Как зовут барышню?
— Катя.
— Глаза у нее твои, — уверенно сделал вывод я.
— Только глаза мои, а характер от папы, — усмехнулась она.
— Папа жив-здоров?
— Наверное. Мы с ним не общаемся. Совсем.
— Извини.
— Нет, это ты меня извини. Я вымотанная очень, еще от наркоза голова раскалывается. В операционной хочешь или не хочешь, всё равно глотнешь его, когда респиратор снимать приходится, — Марина жестом подозвала официанта и заказала новую порцию кофе.
— Сейчас домой поедешь?
— Да, как раз подремлю в дороге.
— В метро?
— К нам метро еще не провели. Я в области живу, в Дмитрове.
— Ты вроде писала про себя, что москвичка, — напомнил я.
— А я и родилась в Москве, и в школу здесь ходила, и в вуз. У меня квартира есть в Черкизово. Просто не выношу мегаполис, давит.
— Далековато ехать.
— Нормально. Зато там домик с садом, трава чистая, цветы. И воздух совсем-совсем другой. Знаешь, как это здорово?
— Знаю, только почти уже забыл.
Время летело незаметно. Марина показала мне кучу других фотоснимков, сделанных дома, в саду и на речке. Посмотрел я и на ее родителей. Они жили тоже в Дмитрове, но отдельно от дочери, в пятиэтажке. Вообще, я говорил мало, по профессиональной привычке значительно больше слушал. Наконец тронул Марину за руку.
— Ты не обижайся, мой рабочий день только начинается.
— Я тебя и обкурила всего, и заболтала, — констатировала она. — Ладно, проси счет.
Официант, судя по виду, явный сын степей, доставил нам бумажку. Я сделал попытку рассчитаться за обоих, но Марина решительно пресекла ее.
— Предпочитаешь по-европейски? — пошутил я.
— Предпочитаю, — безапелляционно подтвердила она и тут же добавила резким тоном, обращаясь уже к официанту. — Сдачу принести не забудьте!
— Работников сферы услуг не любишь? — негромко спросил я.
— Да, из определенных стран, — отрезала она. — У меня всегда шокер с собой.
— На случай уличного знакомства?
— Молодец, на лету схватываешь.
На улице, выйдя из кофейни, мы остановились.
— Я на трамвай, мне еще кое-куда заехать надо, — сообщила Марина.
— Ну что, тогда до связи? — я перекинул сумку через плечо.
Марина придвинулась ближе.
— Целуй! — повелительно сказала она.
Я притронулся губами к ее щеке.
— Мы что, на утреннике?
От ее встречного поцелуя в губы у меня дух перехватило. Когда ее язык очутился у меня во рту, я понял, что дорогая редакция может меня сегодня не дождаться.
— Так, — едва удалось произнести мне, — давай заканчивать на время. А то памятник архитектуры не выдержит, рухнет.
— Какой памятник? — пылкая брюнетка ослабила хватку.
— Пожарная каланча у тебя за спиной. Москвичка, и не знаешь.
Она поцеловала меня еще раз и легонько оттолкнула от себя.
— Беги, опоздаешь.
Я помахал рукой и не без труда зашагал к строению с буквой «М». Потом оглянулся. Марина стояла и смотрела мне вслед. Я помахал ей рукой и ускорил шаг.
Говоря по совести, в редакцию я мог явиться чуть позже. В понедельник, как и в другие рабочие дни, наш УЖК (уникальный журналистский коллектив) вкалывать не спешил. Прибыв на станцию назначения, я специально направился к тому выходу на поверхность, который находился чуть дальше от офиса. Было прохладное сентябрьское утро, ночью прошел короткий дождь, смывший пыль с асфальта. Небо уже расчистилось, и погода, кажется, обещала быть приятной.
Невдалеке шумело, шуршало шинами и гудело Садовое кольцо, до краев заполненное автомобилями. Слева, в треугольном сквере, стоял на постаменте мужчина в пиджаке, обретший еще одну посмертную славу благодаря комедии Александра Серого. Он задумчиво смотрел куда-то мне за спину. Двигаясь прогулочным темпом вдоль сквера, я тоже предавался раздумьям. Недюжинный пыл, проявленный Мариной, слегка застал меня врасплох. Не сказал бы, что вся предыдущая московская эпопея была периодом сплошного аскетизма вплоть до монашества. Однако перемена в статусе ощутимо сказывалась на моей личной жизни. Здесь я действительно, без преувеличения, оказался мелкой сошкой — человеком без прописки и собственной жилплощади, с умеренной для отрасли и низкой для мало-мальски успешного класса зарплатой. Девушки из более или менее моего социокультурного слоя предпочитали не столько молодых и спортивных, сколько просто обеспеченных мужчин.