Ничья

Граф за свою жизнь издал всего один письменный указ, который мы бы сейчас назвали гражданским кодексом. Впоследствии он лёг в основу негласной традиции города Светлого, которая с определёнными издержками соблюдалась все триста лет его существования. Указ звучал категорично и коротко: Гражданами города могут быть только люди графа Светлого! Вообще к посторонним граф относился с подозрением, они его раздражали. Указ касался лиц мужского пола, притом что об этом в нём ничего не было сказано. Граф распорядился составить список горожан, который пополнялся с каждым новорождённым мальчиком, зачатым либо одним из его людей, либо им самим. Ему и в голову не могло прийти наделять женщин какими-либо правами. Он просто считал их своей собственностью. Граф был женат только однажды. Будучи молодым, он женился на прелестной шестнадцатилетней девушке незнатного происхождения, но с богатым приданым. Бедняжка умерла при родах, оставив ему дочь, которая была, пожалуй, единственным существом на свете, к кому он проявлял некоторое расположение. Жениться второй раз граф считал бессмысленным. Благо он имел в течение долгой жизни бессчётное количество любовниц, которые исправно рожали ему потомство, так что жителей в городе хватало. «Плодитесь и размножайтесь!» – повторял он, уподобляя себя Всевышнему, и сам трудился на этом поприще в поте лица. В списке горожан присутствовала вся его челядь мужского пола, поскольку граф не сильно отличал своих отпрысков от прислуги, тем более что этот половой гигант умудрился обрюхатить почти всех молодых горничных, поварих и прочих девиц. Суть изданного указа заключалась в том, что пришлых мужчин, не числившихся в списке, в городе быть не должно. «Все бабы наши! – громоподобно извергал граф, – если кто чужой на них позарится – голову под топор!» И действительно летели головы у несчастных, лакомых до женских прелестей лазутчиков, безрассудно рисковавших жизнью, проникая в город к своим избранницам. Экзекуция проводилась в торжественной обстановке в городском амфитеатре. Граф не церемонился даже с законными мужьями, которые пытались защитить своих жён от посягательств его ненасытной плоти. Подвергал их за это унизительным наказаниям плетью, но головы в первое время не отрубал. «Вы все мои дети!» – объяснял он мягкость своего решения.

За триста лет существования города нравы, естественно, претерпели изменения, но единственный указ графа Светлого, как было уже упомянуто, негласно и с некоторыми послаблениями соблюдался. Головы сегодня не отрубали, но человек со стороны воспринимался только как гость. Стать горожанином удавалось лишь тем, кого брали в мужья жительницы Светлого. Со временем такие чужаки становились полноценными горожанами и отношение к ним со стороны сограждан ничем не отличалось от отношения к аборигенам. Но как только речь заходила о традициях, чванливые потомки графа не упускали случая козырнуть своим происхождением. Книга горожан мужского пола велась аккуратно, и те, кто в неё попадал, приобретали статус потомка графа Светлого. Первая такая книга, сохранившаяся ещё со времён самого графа, была выставлена в музее города на территории старой крепости.

Женщина традиционно не получала этого статуса и, выйдя замуж за человека, не обладавшего им, чувствовала себя несколько ущемлённой, поскольку рождённый ею мальчик тоже не имел статуса. Меж тем мужчина мог жениться на ком угодно и даже уехать из города, сохранив за собой и за своими сыновьями статус потомка графа Светлого. И не удивительно, что в городе Светлом весьма поощрялись браки между горожанами. Всё это, конечно, попахивало мужским шовинизмом, и дискриминация по отношению к женскому населению города касательно пресловутого статуса, несомненно, была вопиющей. Но поскольку статус ничего, собственно, не давал, кроме горделивого осознания своей генетической связи со знаменитым пращуром, возглавляющим родовое древо горожан, женщины, как существа практичные, активного протеста не выражали. Лишь иногда кто-то из представительниц прекрасного пола мог высказаться в том смысле, что пора уже распрощаться с атавизмом и перестать вести книгу потомков графа-самодура. Мужчины, как и следовало ожидать, категорически с этим не соглашались и в душе считали, что прав был граф, который знал, кого вносить в список своих потомков.