Ничья…

Они почти не говорим с Аделем на протяжении всей дороги. Он тактично дал ей возможность побыть одной у могилы Карима. И ее в очередной раз охватило в этом месте щемящее чувство одиночества и тоски… Она скучает по Кариму… Но это уже не тоска женщины по мужчине, это тоска по другу, по единомышленнику, по близкому человеку… Ей тяжело это признать самой себе, но когда Васель рядом, он затмевает любые эмоции на кого-бы то ни было из мужчин… Так было всегда… Даже когда они оба были рядом, оба были живы…

Мусульманское кладбище гораздо более аскетичное, чем христианское. Здесь, под Хомром, эта аскеза помножена на пустынный пейзаж, выжженную палящим солнцем траву, лаконичность светлых каменных надгробий… Так же сухо у нее на сердце… До скрипа, до скрежета… Так же по этому душевному песчанику катаются, словно перекати-поле, воспоминания и мысли… Потому что эмоции все еще в раздрае… Она все еще в смятении… А еще образ наглой Раньи не покидает воображение… И что они там делают, пока она здесь… Снова вспоминает о своей разрушенной семье… Почему она ревнует Его к ней? Почему даже тут не удается полностью абстрагироваться от мыслей об Увейдате… Уже не удается… Больше не удается… Глупо и жалко…

Влада просит Аделя повременить с возвращением в Дамаск, а проехать по дороге обратно с заездом в центр Хомра. Даже не рассчитывает, что он согласится, но тот на удивление кивает головой, молча везет ее маршрутом, проходящим через город, они проезжают новые кварталы и сворачивают в старую часть… Сердце Влады бьется все чаще, она нервно и рвано смотрит по сторонам. Она провела в этом квартале несколько месяцев, так сильно перевернувших ее жизнь, но она его почти не знает… Не знает эти кварталы, не знает этот мир, новый мир… Мир отстроенных заново домов, отреставрированных старинных зданий, ароматных кофеен и лощеного вида новых фруктовых лавок… Но и тот, старый мир, без света и электричества, с кровью и запахом пороха на губах, с полуразрушенными, покинутыми домами, для нее тоже чужой. Карим отгородил ее от него. Он закрыл ее от всех его ужасов своей широкой спиной. Он стал ее миром здесь, в Хомре… А теперь его нет… И мира того нет… Их нет…

Она словно узнает два дома, некогда связанных пробитой простой кувалдой дырой-переходом. Это дом Марии Павловны и покинутый бутик-отель, ренновация города в который вдохнула теперь новую жизнь и снова приманивает посетителей отреставрированной стариной…

Она выходит из машины, поднимает глаза к окнам, словно пытаясь увидеть там тени прошлого. Вслушивается в шум города, и он встречает ее привычной восточной какофонией, а не напряженным савту ан-нар, как говорят арабы, «голосом огня», как было тогда… Нет всего этого… Убрали, отремонтировали, почистили… Все так же светит солнце, все так же успокаивает синее небо… И словно не было тех лет войны, не было той порухи и хаоса… А с человеком так нельзя.. Все его шрамы остаются с ним навсегда… И это видно в прохожих- те, кто постарше, те, кто является частью этого квартала не первый год, кто застал здесь насилие и боль, никогда больше не станут прежними. На дне их глаз неизбежно будет гореть огонек печали и страха…

Она возвращается в машину, все в том же смятении. Эта поездка ей ничего не дала… Влада все так же раздираема мыслями и противоречиями, соблазнами и искушениями. Сегодня она сама пойдет к Васелю и поговорит… Прояснит… Узнает, чего он от нее хочет, как представляет их дальнейшую жизнь… Они трогаются с места в направлении столицы и Адель, наконец, прерывает молчание…

***

– Влада, скажу тебе откровенно, мне не нравится, что ты снова появилась в его жизни, – честно признался Адель.

Она молчала, потому что знала, он прав.

– За эти месяцы, в течение которых ты снова здесь, он выпил столько алкоголя, сколько не пил за все годы твоего отсутствия… Понимаешь, с тобой рядом он превращается в какого – то странного, нервного, плохо контролирующего себя человека. Возможно, с этим еще можно было жить, когда он был просто Васелем Увейдатом, хотя и тогда от этого была куча проблем. Но сейчас он – по сути главный человек в стране. Такое поведение попросту непозволительно, оно недопустимо.

– Я понимаю, Адель. И мне не хочется здесь быть. Но ты же понимаешь, что я не могу оставить ребенка… Он загнал меня в тупик…

– И все – таки дальше так продолжаться не может… Ты в курсе, что он три или четыре раза перекраивал свой рабочий график на эти месяцы? Речь идет об иностранных визитах, стратегических проектах, о стране, в конце концов… А ощущение складывается, что он подстраивает свою жизнь не под государственные нужды, а под ваши с ним постельные приключения…

– У нас нет постельных приключений, Адель! – резко перебила его Влада, излишне резко… Словно оправдываясь… перед ним, перед собой…