Ничто не стоит так дорого

– Он разбился на машине. Поехал на дачу… В смысле, в свой загородный дом. На повороте его вынесло с трассы, и он скатился в овраг, машина загорелась… В ГИБДД сказали, что он значительно превысил скорость и к тому же был пьян. Как они заявили, в нем была бутылка водки. – Лиля вздохнула и покачала головой. – Какая водка! Он не пил ни водки, ни коньяка, ни виски… Вино и шампанское тоже не употреблял. На поминках мамы даже рюмочки не пригубил. Я лишь однажды видела, как он выпил бокал шампанского и окосел так! – соседка Жаворонкова замолчала, а потом тряхнула головой. – Я сразу поняла, что здесь дело нечисто. А кому он мог чем-то не угодить? Не тот нос кому-то пришил или импланты не того размера… Хотя имплантами он не занимался – у него для этого были специально обученные люди. Он занимался только лицом, коррекцией фигуры тоже мог, если особенный клиент требовал именно его рук…

– Много было особенных клиентов?

– Практически все. Были, правда, особенные из особенных: те, которые при власти, или их жены.

– Значит, ты думаешь, что он мог кому-то не угодить?

– Нет, я так не думаю. Алик все делал безукоризненно. К нему приходили помятые старые бабы, а уходили стройные молодые красотки… Без блеска в глазах, конечно. Молодость – это ведь не только отсутствие морщин, это еще и счастье в глазах, ожидающих чуда… Светловидов не водил машину, не пил, врагов не имел, не был женат и долгих романов не заводил. И никогда, слышишь меня – никогда не имел интимных связей с замужними женщинами… Я хотела все это выложить тому полковнику из Следственного комитета. Но он так смотрел, словно считал убийцей именно меня…

– Но какие-то предположения у тебя есть?

– Никаких! Но… Я только потом вспомнила, что за месяц до гибели Алика я заехала в его клинику, не помню уж зачем. Его секретарши не было в приемной, и я вошла в кабинет Светловидова и увидела его в кампании Льва Борисовича Карпоносенко. Они пили чай с пирожными макарон и веселились…

– Макарон? – не понял Гончаров.

– Это такое французское пирожное: как два кокосовых печенья, соединенных фруктовой начинкой… Необязательно фруктовой, но Лев Борисович предпочитал малиновую. Карпоносенко вообще очень и очень любил сладкое… Сладости поглощал в любом виде. Уверял, что в детстве ему их не давали, потому что папа был стоматологом. Ему даже карманных денег тогда не давали, и он копил, копил по копеечке, чтобы потом купить дешевых конфет «Золотой ключик» и слопать их в укромном уголке… Очень часто его тайники обнаруживала старшая сестра, которая или сама съедала его конфетки, или просто выбрасывала их назло ему… Так вот, я вошла в кабинет Алика, обняла и поцеловала каждого, но они вдруг замолчали, перестали смеяться, и, когда я поинтересовалась, не помешали ли я, Алик сказал, что Карпоносенко просит без очереди поработать с его протеже…

– Ты тогда еще находилась в отношениях со Львом Борисовичем?

– В каких отношениях? – растерялась Лиля. – Господи, неужели я тебе и об этом рассказала. Значит, сильно напилась вчера. Не было у меня никаких отношений с Карпоносенко. То есть они были раз в год или два, когда он приезжал. Я была обязана ему всем… Да он и не противен мне был. Не страшный, обаятельный даже. Остроумный… Но постельные отношения у нас закончились лет пять или шесть назад. Он как-то быстро начал стареть. Всегда был подтянут, а тут вдруг как-то внезапно поседел, обрюзг, появился животик, очень даже заметный… Мне кажется, что не было никакой протеже; скорее всего, он сам обратился к Светловидову за подтяжкой, липосакцией…

– Погоди, – остановил рассказчицу Гончаров.

Он взял телефон и набрал номер Копылова.

– Коля, когда осматривали тело Карпоносенко, эксперты обнаружили на его лице следы пластических операций?

– Ну да, это указано в протоколе. Клиенту за несколько недель до смерти делали подтяжку кожи лица и липосакцию.

– Значит, это точно был труп Карпоносенко.

– А чей же еще?

Соседка Жаворонкова внимательно прислушивалась к их недолгому разговору, а потом спросила:

– А с кем ты говорил сейчас?

– С тем самым полковником, который беседовал с тобой.

– Беседовал, – усмехнулась Лиля, – а у меня душа ушла в пятки. Страшно подумать, что было бы со мной, если бы этот полковник вздумал меня допросить, а не беседовать, как ты выразился.

– После смерти Карпоносенко оставшиеся учредители разделили его долю, как велит устав предприятия?

– Разделили, но не сразу. Да нас-то и осталось всего трое. Я – теперь – основной акционер. Мы почти год не решались и даже долю Льва Борисовича отложили и хранили в банковской ячейке. Но через год, в начале сентября, пришел человек, который сказал, что хотя Карпоносенко и нет, но дело должно продолжаться. И мы отдали ему то, что хранили… То есть мы уже не хранили, а разделили, так что пришлось собирать все по новой.

– Большая была сумма?

– Полтора миллиона евро.

– Хорошо вы работаете, как я погляжу. Хотя для живого Льва Борисовича это была не сумма.

– Он говорил: курочка по зернышку.

– Как выглядел тот человек, которому ты отдала деньги?