Ниенна. Благословленная Смертью

— Книга потерялась, когда мы бежали из дому с Хеленой и Йоханом. Сначала нам долго было не до чтения, а затем, как обосновались здесь и разжились немного деньгами, я пытался найти ее и купить. Думал — пусть останется память о хорошем детстве, которое у меня было. И находил, да только сказки про отравленное яблоко уже печатались другие, и красавицы со страниц на меня смотрели сплошь чернявые да рыжие. Так ничего и не выбрал. А спустя пару лет принцесса сама заявилась на порог моего дома. Точно такая, как в детстве, словно и впрямь картинка ожила по воле неведомого чародея. Вот только она не хотела со мной говорить, а лишь изругала за то, что плохо отношусь к брату и отказываюсь везти его в Ахенбург.

Ниенна смущенно всхлипнула, но Ингвар вытянул ладонь, давая понять, что не закончил.

— И вот я стоял и смотрел на нее, а внутри все хохотало-заливалось ехидными голосами. Эй, дурень, твердили они, вот твоя принцесса из сказки, и что? На кой ляд ей нужен голодранец типа тебя? Расскажи, как видел ее в детстве во сне, и она с радостью посмеется вместе с нами! Такая тогда злость обуяла, что повел себя, как незнамо кто. И Хелену изругал, и тебя. Стыдно до сих пор. Уж прости меня, чурбана неуклюжего. И попробуй сама ответить на вопрос, нравишься ли ты мне.

С этими словами Ингвар прикрыл глаза и остался стоять над наковальней. Ошарашенный собственным признанием, растерянный, не знающий, что делать дальше.

А затем услышал шорох одеяла о холщовую простынь и шлепанье босых ног по полу, припорошенному колкой соломой. Спустя три очень долгих ударов сердца девичьи ладошки осторожно, едва касаясь, скользнули по его бокам. И Ингвар сдавленно охнул от вновь накатившей жаркой волны.

— Ты же знаешь, что волкодлак хотел со мной сделать? — вдруг спросила Ниенна, прижавшись щекой к его плечу.

— Знаю, — скрипнул зубами Ингвар. — И видят боги, как я хочу за это засунуть ему в глотку горящее полено. А потом держать, пока не сдохнет. Мой огонь умеет долго гореть даже внутри живого организма.

Ниенна тихонько шмыгнула носом.

— Все время у себя в голове возвращаюсь к моменту, как в один миг потеряла надежду и захотела умереть. Лишь бы не чувствовать то, что вот-вот произойдет… А потом вспомнила про амулет и поборола тварь. Но эти страхи до сих пор пляшут джигу внутри головы, и никак невозможно от них избавиться. Вряд ли спасет даже заклинание забвения, тело все равно запомнит. Но можно… перебороть этот ужас с помощью нового ощущения, похожего по силе и свойствам, только радостного. Наши наставники говорят, что надежнее метода человечество за всю свою историю еще не придумало.

И с этими словами девчонка осторожно повела плечом, и Ингвар вдруг осознал, что огромная льняная рубаха, которая ей так не подходила, лежит на полу, практически у него под ногами.

— Я не хочу потом всю жизнь помнить его, — прошептала она. — Хочу помнить тебя. Пусть этот день и ощущения от всего, что сейчас может случиться, будут связаны только с тобой.

*

Сквозь потолок, утепленный и добротно замазанный, покрытый еловыми досками, можно было отчетливо разглядеть звезды. Да что там, даже пересчитать! Большой Ковш, что с начала времен указывал дорогу мореплавателям, таинственно мерцал в прорехах сизых облаков. Неподалеку, в Косах Береники, будто сияли россыпи небесных бриллиантов.

«Завтра обещается хорошая погода, а значит, легче рыскать по лесу в поисках волкодлака», — мелькнула у Ниенны радостная мысль, и тут же провалилась в бескрайнее алое море, что плескалось у нее внутри. Перед его могучим шелестом, его мерно качающимися волнами меркла любая суета.

Никогда еще Ниенна не ощущала себя такой могучей. И такой живой. Разве она могла предположить однажды, что сможет видеть звезды сквозь двойной потолок? И чувствовать землю, на которой стоит кузнецовая деревенька. Болото, живое под тоненьким ледком, залежи руды, пульсирующие сырой магией. Жальник в лесу неподалеку — безопасный, надежно скованный алой печатью Всеблагого Левия. Ее сияние тоже вздымалось и опадало в ритме перестука огромного сердца.

И сама местность — здоровая, плотная, дающая силу кузнецам и их семьям, что приходят с поклоном за рудой, да за грибами-ягодами. Потому и кладбище здесь небольшое. И зверья для охоты в лесу много. И люди выглядят и ощущаются бодрее, чем даже в соседних Смежах. А вот ежели дальше в лес посмотреть, там уже иной коленкор — пятнистая лишайная серость со странными клочьями тумана. Все какое-то стылое, больное, уродливое.

В самом же густом и непролазном буреломе клубилась черно-зеленая ядовитая тьма, и земля под ней беззвучно стонала, пытаясь сбросить неведомую погань, но тщетно. Та присосалась к почве, словно зубастая пиявка к коже, и лишь лениво дергала многочисленными мглистыми хвостами, поглощая все больше и больше пространства, медленно, вершок за вершком.

«Сиди, тварь, сиди. Ишь, окопался, — хмыкнула про себя некромансерка. — Завтра явимся в гости в натуральном виде, и голова твоя повиснет на палке, выдернутой из забора. Так и понесем с Гердой в деревню, как череп из сказки».