Ниенна. Благословленная Смертью

Внизу, у фонтана, радостно валяли друг друга в снегу полураздетые парни с боевого факультета. Гоготали на весь двор, то и дело перемежая сальные шутки с нецензурной бранью. Красавчик Эдгар и тут выпендрился — разделся до портков. Может, догадывался, что за ним подглядывают? Где Ниенна, там и другие девки… Вот Эрл из боевой тройки Альбрехта запрыгнул на него сзади, и оба с хохотом повалились в сугроб.

Альбрехт стоял неподалеку, босой и обнаженный до пояса. Демонстрировал окружившим его первогодкам, как не мерзнуть зимой даже без одежды. Снег не просто таял с пугающей скоростью, он испарялся с гладких, как канатные узлы, плеч, с мощного торса, с предплечий, покрытых сетью голубоватых вен.

— Главное, держите баланс, — донесся до Ниенны его голос. — Грейте себя через эфирное тело, не физическое, все поняли? Эх, вы, ротозеи. Кто разогреет собственную тушку до температуры, при которой снег не задерживается в состоянии воды и минуты, превращаясь в пар, сварится заживо, хоть к обеду подавай. Усекли, молокососы?

Один из новичков что-то робко спросил, на высоте его слов было не слыхать.

— А ты как думал? — усмехнулся в ответ Альбрехт. — Боевое искусство — это тебе не у мамкиной юбки сидеть, блох ловить. Нет, салага, тут у нас кровь, кишки и дерьма полная тележка. Зато жалованье в королевской армии хорошее. И девки красивые даже баклана типа тебя со временем полюбят. Понял, зачем все это?

Паренек смущенно кивнул. Альбрехт же хлопнул его по плечу, махнул рукой остальным и ушел в раздевалку.

«Все-таки изменились мы после той бойни с Тридамат, — подумала Ниенна, отходя от окна. — Полтора года назад Альбрехт бы их гонял по площадке для спаррингов, как сидоровых коз, и издевался вдобавок, пока кто-нибудь не упадет или не расплачется с непривычки. А теперь смотри-ка, еще немного и под крыло возьмет, опекать станет, пока не научатся всему… Но все же он не прав. В жизни не только кровь, кишки и дерьмо. Даже у некромансеров, а уж мы с неприглядной стороной бытия чаще боевиков встречаемся».

На столике под стеклянной крышкой, сохраняющей температуру, стоял нехитрый завтрак — овсянка с медом, два вареных яйца, хрустящий луковый багет с ветчиной и сыром, горячий сбитень со специями. Наверное, декан Удмертий распорядился. Знал, что любимая ученица проснется голодной, а спуститься в общую столовую после вчерашнего боя наверняка не хватит сил.

В горле словно перышком защекотали, очень захотелось сесть и поплакать всласть, в этой прекрасной солнечной тишине, когда ты встал — а о тебе уже позаботились. Не за ежемесячное жалование, как слуги в родительском доме, а потому, что любят. Парни ее защищают, несмотря на былые разногласия. Герда вчера от василиска спасла. Азали почти до рассвета обрабатывала раны от когтей, ворча, как старая нянюшка на неразумное дите…

Ниенна мысленно запретила себе рыдать и села завтракать. Раз любят, значит, заслужила. Все остальное — переживательные бредни молодой бездельницы, как любила говорить маменька. А ей нужно срочно приводить себя в порядок, идти к друзьям и решать, как быть дальше.

Едва некромансерка успела ополоснуться и переодеться, как в дверь постучали. За порогом оказались Азали с Гердой и Бродди. Девчонки принесли яблочно-имбирный пирог и чайник с клюквенным глинтвейном. Боевик, конечно же, приволок петуха в корзине.

— Ест хорошо, гадить ходит на балкон, при виде Альбрехта прячется под кровать, — с довольным видом доложил он. — Вот вроде куриного племени животина, а поумнее некоторых первогодков будет!

— Я маковое молоко на всякий случай прихватила, — Азали вытащила из мешочка на поясе крохотный пузырек. — Дадим капельку, его сон быстро сморит, очнется через полчасика безо всяких последствий.

Пока закусывали клюквенный глинтвейн свежайшим пирогом, что умопомрачительно пах всеми сладкими подарками на свете, петух и вправду задремал, нахохлившись в корзине. Азали с Бродди чинно сели рядышком, не касаясь друг друга, словно на экзамен пришли. Боевик не сводил тревожного взгляда с петуха.

— Держать надо? — шепотом спросила Герда.

— Не надо, он ничего не почувствует, — тихонько ответила Ниенна, поглаживая птицу по спинке. Петух было напрягся под чужой рукой, но тут же захлопал осоловелыми глазами-бусинками, сладко зевнул и сунул голову под крыло.

Некромансерка забормотала себе под нос длинную и ужасно нудную формулу, надеясь, что в процессе не перепутает слова местами. А то мало ли? Добро, если пернатый лишится хвоста, а вдруг жизни? И без того натерпелся.

Но нет, через несколько минут веки и у нее начали слипаться, а на языке появился привкус макового молока. Ниенна вдохнула и резко выдохнула, проваливаясь в транс.

Перед глазами тут же заплясали кривые и плохо ошкуренные доски сарая, качнулась куча сена в углу. Железная столешница, к которой прижимали петуха, неприятно холодила пернатое брюшко.

— Госпожа, вы точно ведаете, что творите? — раздался над головой дребезжащий голос. Это же тот самый торговец, который яйца золотые продавал!