— Ученики у нас дежурят, убирают после занятий в классах, а старшие подносят дрова к печам: техничке одной не управиться, она и сторожиха, и уборщица, и кочегар.
— Что вы от меня-то хотите?
— Транспорта, Николай Семенович, — Варнаков наклонился в сторону Венкова. — Две подводы, на грузовиках-то не пробраться сейчас.
— В сельском бюджете есть ассигнования на вывозку топлива, ну и нанимайте.
— Деньги есть, — Варнаков назвал сумму.
— Мало! — Венков нажал под столом звонок, вошла секретарша. — Главбуха!
Главный бухгалтер, пожилой обрюзгший человек с нездоровым цветом лица, слушал председателя внимательно, не сводя с него умных глаз.
— Михаил Иванович! Вот советская власть к нам с докукой. Школа без дров. Надо помочь: учатся-то дети наших колхозников. Подсчитайте грубо, во что обойдется вывозка дров из лесхоза на лошадях и на тракторе. Лучше бы на тракторе: горюче-смазочные расходы можно отнести на обкатку машин после ремонта. На тракторных санях сразу бы много захватили.
— За два рейса все и вывезли бы, — обрадовался Варнаков.
— Прикиньте, Михаил Иванович, на лошадях дешевле — лошадей дадим, на тракторе — трактор.
— Я и так скажу: на тракторе дешевле, — ответил главбух. — На лошадях сколько рейсов надо сделать! Сколько человеко-дней затратить. А на тракторе один тракторист пускай два дня потратит.
— А кто грузить будет? — спросил Варнаков.
— Э-эх, Тимофей Савельич! Даешь вам палец, вы норовите по локоть откусить. Сумма, которую вы назвали на вывозку дров, не покроет наших фактических расходов. Кстати, Михаил Иванович, предъявите сельсовету счет, пусть перечислят деньги… А грузчиков я дать не могу, людей нехватка. В лесхозе наймете.
— Придется лесхозовских нанять, — не очень охотно согласился Варнаков. — Сегодня же съезжу. — Варнаков встал, собираясь уходить.
— Ну, вот так, — заулыбался Венков. — Дружба дружбой, а карманы у нас разные. Прошу не обижаться.
— Да я и не обижаюсь, все законно. — Варнаков надел шапку. — Пойдем, Валентина Михайловна.
Ника только что успела убрать посуду после завтрака и шуровала в печи кочергой, подгребая угли к чугунам с мелкой картошкой для коровы и поросенка. Потом надо было поставить мясные щи, чтобы упрели к приходу родителей на обед.
С кочергой в руке и застала ее заведующая свинофермой.
— Анна Семеновна! — удивилась Ника. — Вот не ждала.
— Тем лучше: не готовилась к встрече.
Подсев к столику, заваленному книгами и тетрадями, Анна Семеновна спросила:
— Читаешь?
— Читаю, Анна Семеновна.
— Повышаешь… — Анна Семеновна повертела растопыренными пальцами у своего лба, — уровень…
Ника заподозрила насмешку и ничего не ответила.
— Я к тебе по делу. — Анна Семеновна расстегнула полушубок, согнала платок с головы на шею. — Помоги. Начинается опорос, твоя помощь вот так нужна, — женщина провела ребром ладони у себя по горлу.
— Почему именно моя?
— Понравилось, как ты у нас работала. Недолго, правда, но хорошо, расторопно. Ну, чего молчишь-то?
— Думаю.
— Долго думаешь, будто мужа выбираешь.
— Как же не думая-то! Дома дел полно да и готовиться к экзаменам надо.
— А Николай Семенович очень просит тебя и твердо надеется.
— Ты это сейчас придумала?
— Честно говорю. Он так и сказал: «Попросите от моего имени Филатову. Не сомневаюсь, что она поможет свинаркам».
— Надолго?
— Недели на две.
— Так уж без меня не обойтись?
Анна Семеновна развела руками.
— Никак. Дело сложное, аккуратность, чистота требуется. Тебе мы верим.
— Так вы меня в родильное?
— Ну да.
— Ладно. Помогу.
Свиньи поросились большей частью по ночам. В теплом помещении, пахнущем карболкой, неподвижно лежали на сухой соломе тяжелые матки. Обычно злые и тупые глаза их порой светились живыми огоньками.
— Кажется, нет животного бесчувственнее свиньи, а и она переживает, — сказала Даша, показывая на крупную матку с блестящей белой щетиной.
В свежестираном халате, в резиновых перчатках, подтянутая и деловая, Даша похаживает мимо маток, любуется народившимися поросятами.
— Как игрушки! Ровненькие, беленькие… — Вздохнув, сокрушается: — Непородистые, мало — семь-восемь от матки. Что-то принесет Зойка?
Зойка, породистая матка-рекордистка, развалясь на соломе, шумно дышит и постанывает.
— Кра-са-ви-ца! — ласково гладит ее Даша.
В полночь Ника отлучилась в дежурку выпить стакан чаю. Только уселась за стол, как услышала за дверью возглас:
— Зойка рожает!
Дремавшая на топчане Анна Семеновна вскочила.
— Пошли!
В родилке Даша уже принимала поросят.
— Помогай! — бросила она Нике.
Поросята были маленькие, горячие, скользкие. Ника обтирала их полотенцем и осторожно клала к брюху матери, к набухшим соскам.
— Молодчина Зойка, — шептала Даша. — Так и сыплются… как горошины из стручка.
Тут же сидела на корточках Анна Семеновна, ни во что не вмешиваясь. Ника поняла, что Даше оказано полное доверие, и она как-то иначе, с большим уважением смотрела на щеголиху и насмешницу. Сейчас Даша была серьезной, почти торжественной. Это настроение ее передавалось и Нике.
— Все! — сказала наконец Даша, споласкивая в ведре руки.
— Пятнадцать штук! — восторженно произнесла Анна Семеновна. — Новый рекорд. Ай да Зойка!