Ника

Приехав в райцентр вчера, он успел обделать некоторые дела. Справился в торготделе насчет пианино. Инструменты прибыли, и один «Россия» может забирать. Дороговато, но взял счет. Давно обещанный зубной врач не был в Усовке. Договорился с заведующим поликлиникой врача повезет с собой на три-четыре дня. Потом приедет зубной техник. Удалось выпросить у районного начальника электросетей полкилометра провода. Теперь во всех домах в Усовке будет свет. Правда, пришлось пойти навстречу «Электросетям»: обещал весной машину картошки для посадки на огородах электриков. Не совсем по закону, но что же поделаешь? Не так уж велик грех.

На сцену вышел первый секретарь райкома Снегирев, за ним остальные секретари и члены бюро, сели за столом. Снегирев открыл заседание, напомнил, что надо обсудить вопрос о подготовке к весеннему севу, спросил, нет ли иных предложений, а так как таких не было, объявил докладчика, заведующего районным сельскохозяйственным отделом.

С трибуны полился в зал ровный бесстрастный голос, называлось количество гектаров озими, зяби, весновспашки, число тракторов, сеялок, центнеры семян. Назывались колхозы, где хорошо идет ремонт машин и где плохо.

Слушая докладчика, который ни разу не помянул колхоз «Россия» — ни по хорошему, ни по плохому, — Венков изучающе разглядывал первого секретаря райкома Петра Павловича Снегирева, с которым не пришлось еще по-настоящему «увязнуть в делах».

Было Снегиреву лет под сорок, лицом неказист, но росту хорошего и строен. Известно было, что по образованию он агроном-полевод, работал по специальности в совхозах Заволжья, потом несколько лет на партийной работе.

Понравилось Венкову, как вел Снегирев заседание. Не допускал реплик, сбивающих ораторов, строго следил, чтобы выступающие укладывались в отпущенные минуты, каждого, кому давал слово, называл не только по фамилии, но и по имени-отчеству.

Невольно приходил на память прежний, недавний еще первый секретарь Хлопов. Тот любил показать себя, единственно правильным способом руководства считал беспрекословное выполнение его указаний и распоряжений. После институтской обстановки, где было довольно вольготно насчет субординации, Венкову не по душе пришелся бывший армейский политработник Хлопов. Но все бы ничего, да один случай вконец испортил их отношения.

Приняв председательский пост в Андреевке, Венков обнаружил, что есть в штате колхоза шофер, женщина. Захотел познакомиться с ней, оказалось, что зарплату по этой должности получает машинистка райсельхозотдела. Возмущенный и страшно сердитый, Венков написал приказ об увольнении несуществующего шофера. Заврайсельхозотделом, тот самый, что сейчас докладывал пленуму, побежал с жалобой к Хлопову.

Срочно вызванный Венков явился в райком…

В кабинете секретаря сумеречно, тяжелые занавеси наполовину закрыли окна. От жарко натопленной печи слегка тянет антрацитной гарью. Стулья рядами вдоль стен, как солдаты в строю. Два стола, один длинный под красным покрывалом и другой пузатый с массивными тумбами, образуют букву «Т». За пузатым столом сидит в кресле Яков Евдокимович Хлопов. По фамилии его зовут на собраниях, по имени и отчеству в узком кругу, а за глаза — «сам». Приедет он в колхоз, а по селу летит: «Сам приехал». Приходит кто к нему, перед кабинетом спрашивает у секретарши. «Сам-то у себя?»

Когда Венков спросил секретаршу, на месте ли Яков Евдокимович, молодая женщина некоторое время смотрела на него непонимающим взглядом, потом спохватилась: «Кто? А?.. Сам-то? У себя, один».

Как обычно, первые минуты встречи прошли в расспросах о здоровье, беглом разговоре о пустячных новостях, о погоде. Хлопов, невысокий, располневший, с круглыми, как у тучной женщины, плечами, сидел, откинувшись на спинку кресла, покоя свое тело с видимым удовольствием, глядел на Венкова приветливо.

«Какие красивые глаза! — думал Венков. — Как я прежде не замечал».

— Та-ак! — Хлопов мягко пристукнул ладонью по подлокотнику кресла, и опять все тело его приняло положение покоя. — Так, значит.

Не зная, зачем он вызван и какой предстоит разговор. Венков ждал с неприятным напряжением.

Хлопов сидел, чуть склонив набок круглую голову, постриженную ежиком, разглядывал Венкова, потом резко спросил:

— Не отменили приказ насчет машинистки, зачисленной у вас шофером?

— Нет. Я вам покажу, во что обошлось колхозу это незаконное содержание машинистки. — Венков полез в портфель за бумагой.

Властным движением Хлопов пресек его намерение.

— Не надо!

Налег грудью на стол, пиджак на плечах натянулся, того гляди, треснет по швам. Сухой отчужденный взгляд куда-то в сторону, потом сразу в глаза Венкову, и вдруг зашелся в мелком смехе, лицо налилось свекольным соком, глаза сузились и стали насмешливыми.

— Шустрый ты больно, Николай Семенович, — сказал Хлопов сквозь смех и всей интонацией и подчеркнутым «ты» старался придать разговору товарищескую простоту, душевность. Вдоволь насмеявшись, он помолчал, закурил и произнес уже с оттенком вынужденной официальности:

— Ох, какой шустрый!.. Сколько времени на практической работе в колхозе?