Никакой власти. Теория и практика анархизма

Что касается первого пункта, Ландауэр настаивал на том, что угнетенные составляли гораздо более широкую группу, чем та, которую включала концепция Маркса. Анализируя городские условия и изменения, произошедшие в капиталистическом обществе в конце XIX века, он отмечал, что появились совершенно новые категории рабочих: сотрудники розничных магазинов, проектировщики, технические специалисты, разнообразные мелкие чиновники, профсоюзные и партийные работники. Те, кто входил в эти группы, не были пролетариями, однако же зависели от потребителей товаров и услуг и «с психологической точки зрения» не без оснований относились к категории рабов218. По мнению Ландауэра, угнетенные — это обширная масса рабочих, не заинтересованных в поддержании капитализма: те, кому постоянно грозят безработица, обнищание в старости, производственные травмы и болезни, те, кому ограничен доступ к товарам повседневного спроса, средствам духовного и культурного развития. В их число входили «малообеспеченные писатели и художники, врачи, военные», а также промышленные рабочие. А поскольку капитализм подразумевал нестабильность и постоянную миграцию между социальными группами, эту массу также составляли «бездельники, бродяги, сутенеры, мошенники и закоренелые преступники» — те самые люмпены, о которых говорила мисс Лекомпт219.

Чтобы подчеркнуть опасность обобщения, присущего марксистскому анализу классовой структуры, Ландауэр сравнил подход Маркса к классу с апеллированием националистов к нации: оно было призвано навязать единый, неизменный образ жизни разным сообществам. Такой подход был в корне неверным, поскольку не учитывал многокомпонентность человеческого общества. По сути, оно всегда представляло собой «общество, состоящее из обществ; лигу, состоящую из множества лиг; содружество, состоящее из множества содружеств; республику, состоящую из множества республик»220. Марксистская теория классовой борьбы исключала многообразие пролетариата, не говоря уже о всей массе угнетенных. Втягивая рабочих в соглашательские союзы политических партий, их призывали жертвовать своими интересами во благо пролетариата, заниматься революцией, но при этом воспитывали в них конформизм. Ведь, несмотря на статус революционеров, которым их наделил марксизм, в официальных профсоюзах рабочим было выгоднее поддерживать систему и манипулировать ею в своих собственных целях, чем разрушать ее. Отсюда следовал вывод, что марксистский курс на классовую борьбу делает несостоятельной социалистическую концепцию развития. Одержимый идеей установить контроль над средствами производства, Маркс не учитывал опасности загрязнений от промышленного производства, вызываемую рутинным трудом апатию и структурные воздействия капиталистических технологий. Анархисты хотели унаследовать землю, а не тот унылый и грязный мир, который сулил марксистский коммунизм в результате смены общественного строя.

Различные социальные типологии классов и системы классификации, разработанные анархистами с тем, чтобы отличать массы от элит, указывали на расхождения в понимании социальной однородности и сплоченности в контексте социальной борьбы. Малатеста использовал труд как критерий для отделения угнетенных от эксплуататоров. В широком смысле к рабочим обычно (но не всегда) относились те, кто занимался ручным трудом. Эксплуататоры вели праздную жизнь и либо напрямую эксплуатировали рабочих как собственники, либо использовали свои умственные способности, чтобы грабить рабочих опосредованным путем. Священники и юристы носили образное название «гангрены» и являлись обязательной частью класса эксплуататоров, равно как и журналисты. Классовая принадлежность «инженеров, врачей, художников и учителей» зависела от их непосредственной занятости; сапожники, врачи общей практики, учителя начальных классов, ремесленники, строители и медсестры относились к угнетенным221.