Спустя 100 лет британская анархистская группа «Классовая война» (Class War) опубликовала доклад о классах, в котором в качестве главных определяющих факторов использовались социальный статус и ценность. Как и в схеме, предложенной Малатестой, в нем допускалась возможность преодоления классовых барьеров, но сами классовые преимущества закреплялись не только за профессиональной принадлежностью, но и за социальными взглядами. В отличие от среднего класса, рабочий класс рассчитывает исключительно на собственную силу для обеспечения своего благополучия. Средний класс имеет обусловленные образованием преимущества, поэтому является частью существующей системы. Поскольку у среднего класса уровень образования выше, то и питание у него полноценнее, здоровье лучше и он более уверен в своих силах. Все это означает, что его можно «купить» способами, которыми не купишь рабочих. Средний класс сам не порождает социальную несправедливость, но при этом все равно остается врагом рабочего класса. Различные «неженки» из альтернативного среднего класса — «хиппи», «городские позеры» и прочие «бунтари без причины» — критикуют несправедливость капитализма, однако этот протест осуществляется с безопасных позиций и скорее поддерживает капитализм, нежели угрожает ему. Всевозможные узконаправленные кампании — за мир, экологию, феминизм и права животных — несут в себе явный признак классового преимущества. Это не те вопросы, которые волнуют рабочий класс, поскольку перед ним неизбежно «стоят… насущные проблемы: как получить работу или не потерять ее, как добиться повышения зарплаты, как найти жилье и в целом постараться получить максимум от жизни в довольно неприятном обществе, которое они не создавали»222.
Таким образом, концептуализация классовых различий и антагонизма оказывает на активизм значительное влияние. От этого зависят не только суждения о том, кто такие угнетенные, но и о том, как можно — или как следует — задействовать массы.
Понятие «класс» чаще всего используется анархистами, стремящимися заявить о своей связи с основными исторически сложившимися европейскими традициями. Оно реже появляется в трудах сторонников постлевой анархии, анархизма с маленькой буквы «а» и постанархистов, которые склонны дистанцироваться от прошлого. Между тем если классовый вопрос делит анархистов на два больших блока, то вопрос об интерсекциональности привносит новый аспект в дебаты об анархическом активизме.
Интерсекциональность — это позиция, согласно которой «притеснения на почве расовой, половой и классовой принадлежности, а также сексуальной ориентации» являются «взаимосвязанными»; при этом для борьбы с «основными системами угнетения», от которых зависят «условия нашей жизни», необходим «комплексный анализ и практика»223. Интерсекциональный подход к активизму не просто созвучен отказу «Классовой войны» от узконаправленной политики — он не приемлет само это понятие. Аргумент содержится в словах Одри Лорд: «Не может быть борьбы, направленной на решение одного вопроса, поскольку и наша жизнь не бывает ограничена одним вопросом»224.
Многие анархисты с готовностью переняли язык интерсекциональности от чернокожих феминисток, которые первыми заговорили на нем. Однако мнения анархистов относительно того, как теоретизировать классовые и неклассовые притеснения и какие действия следуют из интерсекциональности, расходятся.