Никакой власти. Теория и практика анархизма

Одно из объяснений такого сдвига заключается в том, что анархизм с большой буквы был феминизирован в 1960-х годах, когда классовая борьба бакунинско-кропоткинского типа уступила место менее жесткой форме активизма. Как символ возрождения анархизма в это время вдруг возникает почти забытый образ Эммы Гольдман, а фраза «Если я не могу танцевать, это не моя революция!», благодаря которой с ее творчеством познакомилось целое поколение активистов 1970-х годов, отражает разрыв между двумя разновидностями анархизма208. В таком историческом контексте испанская революция представляет собой последний вздох пролетарского анархического катастрофизма. Ритмическая революция Гольдман открыла форму подвижного активизма, который подпитывал не только послевоенный феминизм, движение за гражданские права и антиколониальную борьбу, но и более поздние кампании за экологическую и социальную справедливость.

Анархизм с маленькой буквы «а» пропагандирует «горизонтализм», то есть организационные практики, противостоящие иерархии и доминированию. Он отвергает анархо-лефтизм и программные изменения, но при этом объединяет навеянные уоббли идеи лидерства с социал-анархистской этикой и постлевыми принципами автономии. Аналогичным образом анархизм с маленькой буквы «а» мобилизует сетевые группы и объединения на массовые демонстрации, используя в качестве инструментов борьбы с капитализмом самоорганизацию, прямые действия, тактику забастовок революционных профсоюзов и консенсусную прямую демократию. Анархизм с маленькой буквы «а» во многих отношениях перекликается с социальным анархизмом. Его приверженцы склонны относить себя к активистам общественных движений и строить теории на основе опыта, а не ссылаться на историю идей и труды выдающихся исторических личностей. Их стремление связать исторический анархизм с политикой классовой борьбы еще больше увеличивает разрыв между этими двумя течениями.

Такие подчас дезориентирующие совпадения и противоречия в среде активистов объясняются сложностью внутренних дебатов. Центральные вопросы революции и преобразований, организации и свободы имеют давние исторические корни, и найти на них четкие ответы часто бывает невозможно. Современный анархический активизм теоретизируется как результат практики, но он также оценивает себя с точки зрения теории и пересматривает историческую практику в изменившихся политических контекстах. Подобно тому как резкий контраст между революцией и эволюцией, организацией и антиорганизацией создает видимость четких границ, разделяющих анархистов прошлого, споры о социальном анархизме и анархизме образа жизни влекут за собой риск преуменьшения общности близких по своей сути организаций. Исследования глобальных и транснациональных анархистских движений показывают, что противники авторитаризма всегда вели борьбу одновременно по нескольким направлениям. Историк Кирвин Шаффер отмечает, что «мужчины, женщины, а иногда даже дети», участвовавшие в анархической борьбе на Кубе в начале ХХ века, не выбирали между профсоюзным и контркультурным общественным активизмом. Они «занимались всеми аспектами кубинского анархизма, как на рабочем месте, так и за его пределами»209. Более того, отличительной особенностью современного анархистского активизма является изменчивость его границ. Активизм в значительной степени формируется под влиянием дебатов, проводимых теми, кто действует в условиях потребительского капитализма и либеральной демократии того или иного рода, поэтому он основывается на идее сопротивления, а не на революционных преобразованиях. Хотя анархистские движения существуют отдельно и вполне оформлены, во время общих кампаний или в рамках временных ассоциаций спутать их довольно легко.

Размышляя о различиях между анархизмом классовой борьбы и анархизмом образа жизни, канадец Аллан Антлифф говорит:

«Люди заинтересованы в создании движения, опирающегося на повседневную жизнь общества, в котором они живут. Я имею в виду такие вещи, как доступное жилье, информационные каналы, художественное творчество, проекты альтернативного образования, борьбу за социальную справедливость, то есть все то, что имеет значение в повседневной жизни людей. Такая работа заставляет расширять кругозор и ставить в центр внимания задачи вовлечения людей в движение или совместную работу с союзными организациями. Времени на междоусобицы просто не остается»210.

Активизм и угнетение