– Ау! – окликнули его шепотом.
Никита замер, прижимая к себе банку, и обернулся. Из комнаты выглядывал взъерошенный папа. Он, как воробей, поджимал под себя босую ногу и ежился от холода.
– С тобой можно?
Они с папой забрались в кусты смородины. Никита осторожно перевернул банку, чтобы мышонок мог выйти. Мышонок не выходил. Никита стал уговаривать и убеждать, что ничего страшного снаружи нет. Мышонок нюхал воздух и не двигался. Тогда Никита сунул руку в банку, бережно взял мышонка и вынул. Посадил в траву.
– Прости, надо было раньше тебя отпустить, – сказал Никита. – Найди себе подружку и роди побольше детей.
– И не попадайся коту, – добавил папа.
– Пап! – возмутился Никита. – Он не попадется, он умный!
– Да-да, – закивал папа. – Я просто так. Я просто беспокоюсь.
– Не беспокойся.
Мышонок обнюхал травинки и землю, повертел головой и проворно юркнул под листья одуванчика. Никита вглядывался в траву, надеясь заметить бурую спинку, но мышонок уже исчез. Вот так – быстро и без следа.
– С ним все будет хорошо, – сказал папа.
Никита кивнул.
– Пойдем, – папа тронул его за плечо, – я кое-что придумал.
– Папа, ты бабушке кухню поджег!
Тысяча драконов, да что же это такое, что они натворили, о чем они только думали в это злосчастное утро! Никита схватил кастрюлю со вчерашним бульоном и опрокинул ее на полыхающее полотенце и горящую синим пламенем конфорку. Холодный бульон, белые плитки застывшего жира, кости с мясом – все это обрушилось на пламя, забулькало, зашипело и завоняло.
– Ничего не поджег, – тяжело дыша, проговорил папа.
Он все еще держал кончик обуглившегося полотенца.
Сначала все шло отлично: папа с Никитой пришли на кухню, папа протянул Никите коробок спичек с охотником и сказал, что Никита сам может зажечь плиту. Сказал, что был не прав, когда не доверял Никите и считал его маленьким, – Никита уже достаточно взрослый, чтобы зажигать конфорку, тем более если бабушка научила его делать это правильно. Никита обрадовался и зажег конфорку. Они решили приготовить оладьи, сделать сюрприз: бабушка и мама проснутся, а завтрак уже готов. Приготовили тесто, поставили сковороду на огонь – все как положено. Но папа немного промахнулся, когда наливал масло на сковороду, – миг, и масло вспыхнуло. Огненный дракон встал на дыбы и опалил папе подбородок. Папа, не рассуждая, схватил полотенце, намереваясь затушить им пламя. Но полотенце не помогло – она загорелось само. Тогда-то Никита и взялся за бульон.
– Лучше бы водой, – сказал папа, оглядывая погребенную под мясом и костями плиту.
– Пока я буду воду набирать, ты все сожжешь! – воскликнул Никита.
Он все еще не мог успокоиться, руки тряслись.
– Тс-с! – умоляюще поглядел на него папа.
Никита ответил сердитым взглядом. Папа виновато заморгал, шагнул к Никите и прижал его к себе.
– Извини.
Они постояли, обнявшись и покачиваясь, как два дерева, а потом оторвались друг от друга и, переглянувшись, принялись молча убираться.
Бабушка сказала, что еще никогда ее кухня не была такой чистой. Мама сказала, что еще никогда не пробовала таких вкусных оладий. Бабушка спросила, а куда же делся вчерашний бульон. Папа и Никита сказали, что они его съели. На самом деле все, что осталось от бульона, было тщательно зарыто в компостной куче. Наверное, когда-нибудь потом, через неделю или две, папа и Никита найдут в себе силы открыть бабушке правду о пожаре на кухне. Но пока что – нет. Им было страшно признаться.
Мама и папа решили уехать после обеда. Завтра им рано вставать на работу, надо лечь пораньше и выспаться. Время, оставшееся до отъезда, они провели, гуляя с Никитой по деревне. Играли в салки на лугу, строили шалаш у бабушкиного забора, искали на дороге камни, похожие на кости динозавров. Если бы Никита не чувствовал себя сегодня таким взрослым, он не выдержал бы и заплакал – раз пять заплакал бы, по разу на каждый час. Но он выдержал и был сильным. После обеда они с бабушкой проводили маму и папу до автобусной остановки.
– Значит, на следующие выходные у нас план такой, – говорил папа не умолкая, – познакомиться со Спутником, посмотреть на звезды, понаблюдать за аистами, пофотографировать, поиграть в «Поезда», «Уно» и «Шакала». Как бы мне все это не забыть. Ты напомнишь? – обратился он к маме.
– Конечно, я напомню, – кивнула мама.
Они уехали на автобусе, и бабушка с Никитой долго махали им вслед. Когда автобус скрылся из вида, Никита заплакал. «Я все знаю, я знаю, что они приедут через пять дней и все будет снова хорошо, но не надо меня утешать, сейчас я хочу реветь», – думал он, пряча лицо от бабушки. Но бабушка и не думала его утешать. Она просто стояла и ждала. Когда Никита затих, вытер щеки и поднял голову, она обняла его, и они пошли домой.