Читаем Никита Хрущев полностью

По указанию Хрущева на Воробьевском шоссе построили 12 одинаковых двухэтажных особняков для высшего руководства страны. Особняки были отделаны мрамором и дорогими породами дерева. На первом этаже столовая и гостиная. На втором — спальня и кабинет. В особняки провели полный набор линий связи: городской и междугородной (ВЧ) правительственной, обычной Московской телефонной сети и прямой в пункт охраны. Вокруг особняка — немалая территория для прогулок, вдоль забора асфальтированная дорожка. Высокие стены отделяли советскую элиту от горожан. Дежурный офицер открывал и закрывал ворота для черного лимузина хозяина особняка. Рядом построили спортивно-физкультурный центр с бассейном, чтобы руководители страны и члены их семей укрепляли свое здоровье.

<p>Он ожидал худшего</p></span><span>

Рада Никитична Аджубей рассказывала мне, что в тот момент даже не особенно сожалела о выходе отца на пенсию:

— Это даже к лучшему. Программа Хрущева исчерпала себя, молодая команда пойдет дальше...

Когда в стране происходила смена власти и Никиту Сергеевича Хрущева, который десять лет руководил Советским Союзом, снимали с должности, его семья ни о чем не подозревала. Его дочь Рада Никитична знала, что отец в этот октябрьский день 1964 года неожиданно прилетел в Москву из Пицунды, где он отдыхал, но не придала этому никакого значения. И в тот вечер даже не поехала к нему на Ленинские горы.

В 2018 году на ТВ вышла передача, где я брал интервью у Рады Аджубей:

— На следующий день мы с Алешей поехали в особняк, ждали его там. Папа не сразу приехал. Там с родителями жил мой брат Сергей. Вот мы с Сергеем, с Алешей, с Серго Микояном — а Микоян жил в соседнем особняке — ходили перед домом. Ждали. Долго. Там был скверик маленький. И дождались. Они вдвоем приехали. Вышли из машины. Отец мой сразу поднялся к себе наверх, не сказал ни единого слова.

А Микоян задержался с нами. Мы стали его спрашивать, что и как. Он говорит: «Ну, вот, освободили». И произнес фразу, которую я запомнила: «Хрущев забыл, что при социализме тоже бывает борьба за власть». Папа потом спустился, но мы ему особенно никаких вопросов не задавали. Просто я считала, что ему это неприятно, травмировать его будет. И я не помню, чтобы вот в тот момент он что-то рассказывал.

У него был личный врач Владимир Георгиевич Беззубик, очень хороший человек и врач. Он приезжал к папе. Вот с ним он ходил по дорожкам.

И ему Никита Сергеевич изливал душу и говорил, что это для него потрясение, и стоит ли после этого жить. Даже вот такие слова. Но нам он этого никогда не говорил и держался очень стойко.

— Думал ли он о том, что если бы поступил иначе, то не потерял бы власть?

— А что иначе? Сопротивляться? Нет, он никогда на эту тему не говорил. И я думаю, что у него и мыслей таких не было. Одна из таких ключевых фраз, которые он сказал на заседании Президиума ЦК: «То, что вы меня освобождаете сегодня, это уже огромное достижение в развитии нашей государственности».

— Но он же задавался вопросом: какую ошибку я допустил?

— Я, к сожалению, с ним на эти темы вот не разговаривала. Мне казалось, что это может его ранить. А сейчас думаю, что ему, наоборот, надо было бы высказаться. Но он ведь и до этого пленума, до своей отставки не раз говорил, что пора уходить. Он и дома это говорил: уже мы стары, надо уступить дорогу молодым.

— Его мучило то, что против него выступили те самые люди, которых он сам вознес на вершину власти?..

— Очень мучило. Может быть, больше, чем что-то другое. Хотя при этом он знал им цену. И у меня с ним был разговор, еще до пленума, я даже не помню, почему возник такой разговор. И он мне сказал про Брежнева, что это не тот человек, который может стать во главе государства.

— Зачем же тогда Никита Сергеевич продвигал Брежнева?

— Он хотел под рукой иметь людей, которых знает. А Брежнева он знал еще с довоенного времени.

— Хрущев ожидал худшего. Что помогло ему пережить эти тяжкие времена?

— А он стойкий был очень человек на самом деле, закаленный. Ну, как вы думаете?.. Какую он жизнь прожил. При Сталине... Прошел всю войну. Две войны — Гражданскую и Великую Отечественную. И физически, конечно, он был сильный человек. И стойкий душевно. Ну, потом, я думаю, все-таки его мама поддерживала.

— Чем он занимался, внезапно оказавшись на пенсии?

— Много читал. Моя племянница привозила разные запрещенные книжки. Того же Пастернака. И он прочитал. Сказал: «Господи, из-за чего было все это заводить. Ничего тут такого нет». Завел огород. Выращивал замечательные помидоры «Бычье сердце». Очень вкусные.

— Он томился в одиночестве? Немногие рисковали навестить опального вождя.

— К нему действительно никто не приезжал. Это было ужасно, но такова была ситуация. Меня спрашивали: «Неужели его никто не навещал? Неужели, когда он умер, никто из высшего руководства не пришел на его похороны?»

— Высшие чиновники государства, которые еще недавно ловили каждое слово Хрущева, теперь демонстрировали свою власть над ним.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное