Никоарэ Подкова

Немного времени спустя вдалеке раздались крики загонщиков. С холмов они долетали явственнее, с долин — глуше. Потом до слуха охотников, обложивших поляну, донесся лай охотничьих псов. И внезапно с визгом затявкала Видра со своими щенками. Да какие там щенки — они уже были выше матери! И стало ясно: стадо кабанов спускается по намеченной лесниками лощине, а гонят его сзади овчарка Видра с волчьим выводком.

Охотники со своих мест увидели, как по дальним прогалинам промелькнули и скрылись в зеленых зарослях маленькие стада диких коз. В это время года рожки козочек еще не сбросили шерстяного покрова. Волоча хвосты, прибежали две-три лисы в пушистых своих шубах.

Затем послышалось раздраженное хрюканье, треск валежника и визг охотничьих собак. Стадо приближалось. Как только показались вблизи первые кабаны со взъерошенной на спине щетиной, со страшными, свирепыми глазами, как только выскочили они, оскалив обрызганные пеной клыки, их встретил громовой грохот выстрелов из пищалей, поставленных на сошки, и грозный гул, прокатившийся в пустынном уголке леса, потревожил участников охоты.

Когда на поляну ворвалась основная часть стада, охотники послали им вдогонку стрелы, метнули копья. Прибежавшие с высунутыми языками псы погнались за зверьем по кровавому следу, а за ними поспешили люди с топорами и вилами.

Настигнутые пулями кабаны лежали на лужайке. Двое еще дергались, лесники прикончили их. Всего пало пять кабанов. Один из них был особенно велик и с толстым слоем сала под твердой, как панцырь, кожей.

— Должно быть, он родитель всех остальных, — радовался батяня Гицэ. Я тоже кинул свое копье в кабана.

— Ежели ударил как следует, псы найдут твоего кабана, — успокоил его старик Настасэ. Позднее оказалось, что копье батяни Гицэ Ботгроса действительно попало в цель, и лесники, идя по кровавому следу, нашли в овраге его добычу. Это был годовалый кабаненок, однако Гицэ, казалось, вырос до самого неба и готов был закатить в честь своей незавидной добычи пир на тысячу злотых…

— …Жаль только, в кармане пусто, — прибавил он, морща острый нос.

С его поросенком убитых кабанов уже насчитывалось шесть. Но потом оказалось их восемь: приволокли еще двух из других засад, мимо которых, ища спасения, бежало стадо. Когда на лужайке стало особенно оживленно, вдруг из кустов выскочил серый волк. Он выпрыгнул на расстоянии десяти шагов от охотников, и люди закричали ему вдогонку, заулюлюкали. Иные кинули в него дубинками. Дьяк Раду достал из колчана стрелу, натянул тетиву и поразил зверя в затылок. Волк свалился, вытянув кверху дрожащий хвост.

— Такой удар мне по душе, дьяк, — проговорил дед Петря. — Не будь я уверен, что сам застрелил большого кабана, я бы тебе позавидовал. Как-то все же красивей падает зверь от стрелы, нежели от пули. Прикладом пищали чуть не вышибло мне зуб мудрости, а ведь он сидит в самой глубине рта. Остальные охотники, поди, при выстреле языки прикусили — так сильна отдача. Право, жаль расставаться, дьяк, с дедовским луком и мечом.

Рог старика Настасэ возвестил о конце охоты; собравшись на лужайке, рэзеши поспешили выпотрошить кабанов и подвесить туши к жердям из срубленных молодых грабов. Затем собрали псов и накормили их внутренностями убитых зверей. И к полудню, трубя от времени до времени в рог, охотники двинулись к Дэвиденам.

9. БАТЯНЯ ГИЦЭ И АТАМАНША МАРГА

Возликовала деревня в тот воскресный день, радуясь победе над алчным зверьем; а уж как спесиво выступал батяня Гицэ Ботгрос… Шутка ли, убил копьем годовалого кабаненка! А главное, радовала охотника надежда, что кое-кто в селе узнает наконец о доблести его.

— Друг Раду, — изливал он свое сердце дьяку, — маленько погодя открою тебе тайну. Помнишь, вчера утром на крыльце к управителю Йоргу пришли четырнадцать женок с окраины села и принесли великую жалобу на кабанов. Уж вот, думалось мне, похвалит атаманша Марга того молодца, кто осилит вепрей.

— Марга? Вспоминаю, — улыбнулся дьяк. — Сущая атаманша! В ней черти сидят.

— Вдова она, — заметил Гицэ. — Муж ей попался хилый, сразу видать было: не жилец на белом свете; по веснам все недужилось ему, а вот тому два года под праздник святого Георгия задушил его кашель.

— Ну?

— Потерпи, сейчас узнаешь, что хочу поведать.

— Да и так понятно.

— Что тебе понятно, дьяк? Что мы с атаманшей в дружбе живем?

— Вроде того, батяня Гицэ.

— Да откуда быть тому? Я-то на нее любуюсь, глаз не свожу, а она и не взглянет на меня. А нынче понес я ей кабаний окорок. Спрашиваю, любит ли сие кушанье. «А то как же», — говорит. — «А знаешь ли, кума моя Марга, кто сразил сего кабанчика?» — «А то как же? Вся деревня шумит, гремит, кума Гицэ славит». — «Одна ты не хвалишь». — «Нет, хвалю». — «Только-то и всего, кума Марга?» — «А что же тебе еще надо?» Ну, что ты скажешь, друг Раду? Вон как повернулось дело!

— Да что ж, брат, бывает. Женские причуды!