Никогда_не...

Над нами поплачут, кое-кто даже покается и напишет бездарный стих, а кто-то сделает коллаж, где мы оба летим в небеса в виде ангелочков с блестящими крылышками. Может, нам даже нимбы приделают — будет очень смешно пройти такой быстрый путь, из ведьмы в святые. Нам обязательно устроят мемориал, прямо на ступенях дома, который, я помню, скоро должны поджечь — от него останутся выгоревшие стены, и все несчастные и счастливые влюблённые будут нести сюда свечки и плюшевых мишек. Вот только мы этого не увидим и не узнаём, нам даже не будет стыдно за то, что мы стали таким попсовым мемом.

Потому что нас не будет. Просто не будет — и всё.

Я не смогу больше обнять Артура — не так, как сейчас, еле-еле цепляясь ослабевшими пальцами за футболку, которая вся пропахла дымом. А по-настоящему, чтобы забивало дыхание, чтобы не было сил оторваться от его кожи, чтобы под моей ладонью громкими и сильными толчками билось его сердце — когда он целует меня, когда делает и говорит такое, от чего земля уходит из под ног и кружится голова — но не так, как сейчас, не от нехватки кислорода. Мы больше не уснём и не проснемся вместе, не поедем путешествовать, да что там — даже из этого городка выбраться не сможем, подтверждая нелепые бредни Тамары Гордеевны о каких-то там невидимых преградах!

Нет уж, мы выдержали и пережили слишком многое, чтобы вот так взять и потухнуть нелепыми жертвами человеческой глупости. Красиво и романтично умереть мы ещё успеем — через много десятков лет, но не сейчас, когда у нас всё впереди, всё только начинается!

Артур нужен мне только живым. Потому что мне нужна жизнь, а не смерть с ним.

От этой мысли-решения внутри словно вырывается маленькая бомба, и я, разбуженная ею, начинаю метаться по постели, забыв об усталости и безнадёге. Как минуту назад, я могла только лежать, прикрыв глаза, не чувствуя сил поднять голову — так сейчас я не могу находиться в покое. Новая адреналиновая волна накрывает меня и не даёт бездействовать, не оставляет даже малейшего шанса на это.

Я должна, я могу что-то сделать! Конечно же, могу, но пока точно, не знаю, что… Надо подумать… Просто сосредоточиться и подумать, вспомнить что-то полезное, какие-то советы, книги — только быстрее, как же душно здесь становится… За окном почти ночь, а ни желанной прохлады, ни спокойствия нет и в помине. Наоборот, сквозь неплотно прилетающие к деревянным рамам стёкла, я снова слышу шум и оживление, надеясь на то, что народ не собрался поджечь дом прямо сейчас.

Но плевать, на все плевать — я не должна обращать внимания на то, что творится снаружи. Важнее то, что происходит внутри, нужно сосредоточиться на этом. Так… что же делали герои фильмов или книг, попадая в трудные ситуации… Может быть, искусственное дыхание? Приоткрываю пальцами губы Артура — они поддаются так легко, что это пугает меня ещё больше — неужели он совсем ничего не чувствует? Но, отбросив эти мысли, я наклоняюсь и дую ему прямо в открытый рот, и… Ничего, никакой реакции. Пробую снова, понимая, что даже в такой ситуации мне нравится прикасаться губами к его губами, это похоже на лёгкий поцелуй перед смертью… Стоп, стоп, никакой смерти, только жизнь!

Ещё раз вдыхаю ему воздух из своих лёгких и понимаю, что делаю что-то не то. Это же захлебнувшемуся водой делают искусственное дыхание… Нет, неправильно, снова неправильно, я все перепутала.

Хотя… Вода, вода… Кто там у нас в книгах спал посреди пожара, а его будили водой? Точно же, в «Джейн Эйр» была такая сцена — мистер Рочестер, пожар в спальне, сумасшедшая жена — спасибо, английская классика! Только там горел полог над кроватью, а Джейн плеснула воду прямо из прикроватного кувшина на своего хозяина.

Хорошо… Она могла — почему я не могу? Перевесившись через Артура, хватаю бутылку, лежащую рядом с мобильниками на кровати, откручиваю крышку — и лью воду прямо ему на лицо, сильно бьющей струей, попадая в нос, в приоткрытый рот — проходит пара секунд… ещё немного… И он начинает инстинктивно кашлять, отфыркиваться, и — о, чудо! — открывает глаза!

— Артур… Стой, погоди… Стой стой, только не закрывай глаза опять, не надо! — я кричу изо всех сил, больше не заботясь о том, чтобы он не испугался. Теперь я хочу, чтобы он боялся, чтобы стрессовал, чтобы понимал, что нам грозит, и не смел отключаться.

— Смотри на меня! Смотри на меня и не закрывай глаза, слышишь?! На меня смотри! — я говорила ему эти же слова в нашу первую ночь, живя только тем моментом, совсем не думая о будущем. Теперь, спустя три недели, я говорю то же самое с другой целью — думая о будущем, только ради будущего. Ради того, за что стоит побороться, стоит сделать всё, что мы можем.

— Артур! Ты попей… Давай, пей, вот так — просовывая одну руку ему под голову, второй стараюсь удержать бутылку и напоить его. Вода проливается ему в рот и течёт на шею, он не успевает делать такие быстрые глотки и все время кашляет, но глаза не закрывает — и я радуюсь этому.