Никогда_не...

Пусть он ещё не полностью пришёл в себя, но, даже судя по тому, с каким видом Артур осматривается вокруг, до него дошло — творится что-то странное и надо поскорее отсюда выбираться.

— Все… Хватит! — отворачиваясь от бутылки, он даёт мне знак, чтобы я прекратила его поить. — Полина… — кажется, он до сих пор не верит тому, что видит меня перед собой. — Какого… хрена?

— Да ты поэт, — не могу сдержать приступить идиотского веселья я, не отпуская его со спины и подтягивая немного к себе, к краю кровати. — Полина, какого хрена — это же прямо рифма! Небанальная! Давай, давай ко мне, двигайся ещё — и он послушно исполняет мою просьбу. — Нам надо выходить. Просто выходить, все остальное — потом.

— Хорошо… — продолжая надсадно кашлять, соглашается Артур — и мне приходится остановиться и подождать, пока он сможет глубоко вдохнуть. — Что… случилось? Это что… Что такое? — осипшим голосом спрашивает он, спуская ноги на пол, пока я, встав рядом, поддерживаю Артура, закинув его руку себе на плечо.

По тому, как тяжело, всем телом он наваривается на меня, понимаю, что стоять ему тяжело, и призываю на помощь всю свою выносливость. Кажется, мы ничего больше не сможем брать с собой — я не совсем понимаю, где его вещи… может, в машине? Я не видела ее припаркованной, и спереди ее тоже нет — не думаю, что Наташка стала бы поджигать поле перед домом, где стоит машина ее младшего брата.

Ладно, за вещами потом вернусь, когда выведу его. Заодно заберу и свой телефон, оставленный на подушке, и компрессы — блин, я так готовилась, так хотела сделать все правильно… А в итоге тащу на себе только Артура, пусть даже щедро облитого водой, но не думаю, что ему от этого легче дышать.

— Давай, давай, держись… Держись за меня, шаг вперёд, вот так… Ещё вперёд…. — теперь уже я захожусь в кашле, пытаясь прикинуть, сколько в таком темпе нам ползти до пристройки. — А… А машина твоя где?

— На… стоянке, — мне очень не нравится, как он дышит, я отчётливо слышу какой-то странный свист при вдохе. — Я отвёз… пацанам… на работу. Чтоб посмотрели перед дорогой… И заправили.

— А сюда на такси ехал? Осторожно! — ловлю его, когда он спотыкается. Странно, сразу Артур казался мне таким тяжёлым, а сейчас я готова тащить его прямо на себе, лишь бы скорее выйти отсюда.

— Нет… Знакомые подкинули… А что случилось, Полин? Почему… пожар? Это у нас, внутри? Проводка коротнула?

— Потом скажу, — я всё-таки не хочу расстраивать его раньше времени. Артур хоть и говорит более связно, но видно, что до конца не пришёл в себя, не может трезво оценить ситуацию, как человек резко проснувшийся и пытающийся казаться нормальным. — Нам главное сейчас выйти. Быстрее выйти.

— А почему… так? Почему не в главную… дверь?

— Так надо… У главной двери как раз и горит. Нам туда нельзя.

Мы проходим мимо стола, о который я успеваю мимоходом опереться, чтобы перевести дух. Теперь — ещё несколько метров мимо импровизированной фотозоны, в которой я почти не снимала — и три железные ступеньки выведут нас наверх, прямиком в пристройку.

Самым трудным будет подъем по лестнице — надо напрячь силы, чтобы вытащить Артура и не грохнуться самой. А там, совсем недалеко — выход. Главное — там выход.

И как только я думаю об этом, немного воспрянув духом — как в большое в окно, расположенное между двух других на боковой стене, влетает камень, со звоном и грохотом пробивая и стекло и деревянные рамы.

Это похоже на фейерверк, на неожиданное шоу — стеклянные осколки, брызжущие повсюду, резко усилившийся шум людских голосов, долетающий в дыру в окне — и новые удары, новые камни, которые летят внутрь и бьют стекла, осыпаясь вниз шумными водопадами.

Все это происходит так быстро и одновременно так медленно, что на долю секунды я, кажется, успеваю заметить как по стёклам бежит паутинка трещин, перед тем как, потеряв целостность, они осыпятся вниз — а потом просто перестаю что-либо понимать от грохочущих звуков, сливающихся безумную какофонию вокруг нас.

Прихожу в себя, когда Артур прислонив меня к груди и развернувшись спиной к летящим внутрь камням и стёклам, тянет за собой все туда же — в сторону ступеней, ведущего в пристройку. Чувствую, как он болезненно дёргается, не переставая аккуратно, прикрывать меня и перемещаться к выходу — кажется, осколки задевают его. Все происходит так нелепо, так неправильно… Неужели нам мало испытаний на крепость? Неужели придётся даже из котельной выбираться под градом камней и ударов, потому что толпа решила пойти вразнос именно сейчас?

— Пригнись, — говорит он мне, как будто за минуту до этого не шатался, едва стоя на ногах. А теперь — опять берет на себя ответственность за происходящее, хотя, я уверена, в голове у него сплошной туман. Скорее, он действует инстинктивно, на адреналине, как и я всё последнее время.