Он просто невменяем. Но боже мой, с ним так весело. Теперь он иногда играет со мной в игру под названием «Сайлас говорит». Это похоже на игру «Саймон говорит», в которой игроки должны незамедлительно выполнять приказы водящего, называющего себя Саймоном. Но, как бы то ни было, «Сайлас говорит» куда прикольнее, чем «Саймон говорит».
Сегодня мы были на Бурбон-стрит, и было ужасно жарко, так что мы оба потели и мучились. Мы понятия не имели, куда подевались наши друзья, но знали, что теперь мы встретимся с ними только через час. Из нас двоих нытиком всегда являлась я, но на этот раз жара была такая, что даже он изнывал.
В общем, мы прошли мимо этого малого, сидящего на высоком табурете и выкрасившего себя в серебряный цвет, так что он был похож на робота. К его табурету была прислонена табличка, гласившая: «Задайте мне вопрос. Получите настоящий ответ. Всего 25 центов».
Сайлас дал мне четвертак, и я бросила его в ведерко, стоящее рядом с табличкой.
– В чем смысл жизни? – спросила я серебряного человека.
Он угловатым движением повернул голову и посмотрел мне в глаза. И голосом, очень напоминающим голос робота, произнес:
– Это зависит от того, о смысле чьей жизни идет речь.
Я посмотрела на Сайласа и закатила глаза. Просто еще один способ выуживания денег у туристов. Я уточнила свой вопрос, чтобы этот четвертак был потрачен не совсем впустую.
– Ладно, – сказала я. – В чем смысл моей жизни?
Он, развинченно двигаясь, слез со своего табурета и наклонился, согнувшись под углом в девяносто градусов. Своими серебряными пальцами он выудил из ведерка мой четвертак и вложил его в мою ладонь. Затем взглянул на Сайласа, перевел взгляд на меня и улыбнулся.
– Ты, моя дорогая, уже обрела свой смысл. Теперь остается только одно… танцевать.
И этот серебряный чувак начал танцевать. Взаправду танцевать, притом оставив попытки быть похожим на робота. А просто дурашливо улыбаясь и подняв руки, как балерина – и так, будто на него никто не смотрит.
Тут Сайлас схватил меня за руки и, подражая голосу робота, сказал:
– Потанцуй. Со. Мной. – Он попытался вытащить меня на улицу, чтобы я танцевала с ним, но я не захотела. Это было слишком неловко. Я вырвалась из его хватки, но он обхватил меня руками и проделал эту штуку, прижавшись ртом к моему уху. Он знает, что я это очень люблю, так что это было ужасно нечестно. Он прошептал: – Сайлас говорит – танцуй.
Не знаю, в чем тут было дело – в том, что ему было плевать, что на нас все смотрят, или в том, что он продолжал говорить со мной этим своим дурацким голосом, имитирующим голос робота.
Как бы то ни было, я уверена, что сегодня я влюбилась в него. Опять. Наверное, в десятый раз.
И я сделала то, что сказал Сайлас. Я пошла танцевать. И знаете что? Это было здорово. Так здорово. Мы прошли в танце вокруг всей Джексон-сквер и все еще танцевали, когда нас увидели наши друзья. Мы вспотели и задыхались, и наблюдай я за нами с тротуара, я бы, вероятно, оказалась той девушкой, которая сморщила нос и тихо пробормотала:
– Жесть.
Но я не эта девушка. И не хочу быть этой девушкой. До конца своих дней мне хочется быть той девушкой, которая танцевала с Сайласом на улице.
Потому что он сумасшедший. Поэтому я и люблю его.
