— Сайлас, — говорит она дрожащим голосом. — Я думала, он знает. Я бы ни за что не упомянула Чарли, но ты ее особо не скрывал… Я думала, что все изменилось и она снова здесь желанный гость…
Я поднимаю руку, прерывая ненужные извинения:
— Все нормально, Эзра. Правда.
Женщина вздыхает и расправляет фартук. Не понимаю ее взволнованности и почему она думала, что я разозлюсь. Я улыбаюсь уверенней, чем нужно, но Эзре это только на пользу.
Она кивает и следует за мной в дом. Я замираю в прихожей, недостаточно хорошо зная наши апартаменты, чтобы понимать, где сейчас мой отец. Женщина проходит мимо, бормоча «спокойной ночи» по пути, и поднимается по лестнице. Наверное, она живет с нами.
— Сайлас!
Похоже на мой голос, только более старый. Я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с мужчиной с семейных портретов. Только его притворная улыбка во все зубы отсутствует.
Он рассматривает меня с головы до пят, будто один мой вид его разочаровывает.
Затем проходит через двери прихожей. Его молчание и твердый шаг говорят сами за себя — он хочет, чтобы я шел за ним. Мы заходим в его кабинет, и он медленно садится в кресло. Наклоняется вперед и складывает руки на столе из красного дерева.
— Не хочешь объясниться?
Очень хочу, правда. Я хочу рассказать ему, что понятия не имею, кто он такой и почему злится. Я даже не знаю, кто
Наверное, стоило бы сделать испуганный или взволнованный вид. Уверен, вчерашний Сайлас это бы и чувствовал, но трудно бояться незнакомого человека. Насколько я могу судить, у него нет надо мной власти, а она — основной инструмент запугивания.
— В чем?
Перевожу взгляд на полки с книгами за ним. Похоже на классику. Коллекционные издания. Я гадаю, прочитал ли он хоть одну из них или это еще один способ запугивать людей.
— Сайлас! — его голос такой низкий и громкий, будто уши ножом режет. Я сжимаю руки на шее, прежде чем снова на него посмотреть. Мужчина рассматривает кресло перед собой, давая бессловесную команду сесть.
Что-то мне подсказывает, что вчерашний Сайлас тут же ответил бы: «Да, сэр!»
Сегодняшний Сайлас улыбается и плавно идет к креслу.
— Что она делала у нас дома?
Он говорит о Чарли, как о яде. Как ее мама говорила обо мне. Я опускаю глаза на подлокотники и дергаю за рваный кусочек кожи.
— Ей стало плохо в школе. Она попросила меня подвезти ее домой, а к нам было ближе.
Мужчина…
Проходит пять секунд.
Десять.
Наконец он вновь подается вперед:
— Ты снова с ней встречаешься?
Если скажу «да», то определенно разозлю его. Если «нет», то позволю ему выиграть. Не знаю почему, но я очень этого не хочу. Похоже, мужчина привык быть победителем.
— Что, если так?
Он перестает потирать подбородок и хватает меня за ворот рубашки. Затем дергает к себе, а я цепляюсь за край стола. Теперь мы лицом к лицу, и я жду удара. Интересно, всегда ли так проходят наши встречи?
Вместо того чтобы поддаться соблазну и ударить первым, он толкает меня кулаком в грудь и отпускает. Я падаю в кресло, но лишь на секунду. Затем отталкиваю его и отхожу на пару шагов.
Наверное, стоило бы ударить этого придурка, но моя ненависть недостаточно велика для этого. И симпатия тоже, чтобы его реакция возымела надо мной хоть какой-то эффект. Хотя, признаю, я в легком недоумении.
Он берет пресс-папье и кидает через комнату. К счастью, не в меня. Оно разбивается об деревянную полку и сбивает на пол ее содержимое. Пару книг. Рамку с фотографией. Камень.
Я стою неподвижно и наблюдаю, как он шагает взад-вперед, на его лбу выступают капельки пота. Не понимаю, с чего такая злость. Ну, побывала у нас Чарли, и что? Особенно если учитывать слова Эзры о том, что мы росли вместе.
Отец упирается ладонями о стол. Он тяжело дышит, его ноздри раздуваются, как у бешеного быка. В любую секунду он начнет рыть копытом землю.
— Мы вроде пришли к соглашению, Сайлас. Ты и я. Я не буду требовать от тебя дачи показаний, если ты не будешь снова встречаться с дочерью этого мужчины. — Одной рукой он тянется к закрытому ящику, а другой проводит по редеющим волосам. — Знаю, ты не считаешь, что это она украла документы из офиса, но это точно ее рук дело! Единственная причина, по которой я не продвинул дело дальше, это потому, что ты
Я наматываю себе на ус, что никогда не должен так злиться. Нэшам это не к лицу.
Ищу в себе хоть какую-то эмоцию, близкую к раскаянию, чтобы он увидел ее во мне. Трудновато, когда в душе я испытываю одно любопытство.
Дверь в кабинет открывается, и мы переводим взгляд на осмелившегося нас прервать.