Я позвонила Дженни со своего мобильника, пока ждала пиццу, и рассказала ей, что Эндрю был в моем доме. Она снова пригласила меня в Ванкувер, но я все еще не могла заставить себя бросить все. Не теперь, когда Софи вот-вот окончит школу, а мой бизнес вышел на тот уровень, когда мне не приходится каждый месяц влезать в долги. В это время года хватает дополнительных заказов. Мне нужны эти деньги на жизнь.
Софи смотрит в телевизор, его свечение отбрасывает голубые блики на ее лицо. Она несколько раз сглатывает, и я понимаю, что она пытается не заплакать.
– Я видела его возле банка несколько дней назад, – говорю я. – Я была начеку, но он, должно быть, проследил за мной до дома, и именно так он узнал, где мы живем.
Я снова подумала о том, что он сказал.
Она оборачивается и смотрит на меня.
– Ты не говорила мне, что видела его!
– Не хотела тебя пугать.
– Тебе следовало мне рассказать, – произносит она с нотками отчаяния в голосе. И она как будто занимает оборонительную позицию, что не имеет никакого смысла. Я явно что-то упускаю.
– Софи, что происходит?
Она смотрит на меня, ее глаза умоляют меня понять, что она не может произнести эти слова, но тщетно. А потом меня осеняет:
– Ты с ним общалась! Ты общалась с ним и ничего мне не сказала.
Теперь она плачет, она вся в слезах, а голос ее срывается, когда она пытается выдавить из себя:
– Я не говорила ему, где мы живем. Я
– Господи, Софи! – Я поднимаюсь и начинаю расхаживать по комнате. – Как ты могла?
– Он мой отец. Я имею право с ним общаться!
– Ты же знаешь… Ты же знаешь, через что нам пришлось пройти из-за него.
– Он изменился.
– Он был в нашем
– Он только обмолвился, что скучает по тебе, а я сказала, что ему нужно двигаться дальше.
Она говорит так быстро, что я едва понимаю ее, но из того, что улавливаю, мне ясно: я попала в западню. Хуже некуда. Это не просто катастрофа первого уровня. Это уже запустило ядерную реакцию: слишком поздно, чтобы предотвратить взрыв.
– Твой отец не двигается дальше, Софи, и он чертовски уверен, что и
– Но это было так давно…
Я изумленно смотрю на нее, пытаясь напомнить себе, что она – всего лишь подросток и слишком молода, чтобы постичь одержимость и понять: годы не имеют никакого значения. Я рассказала ей обо всем, что он натворил, и воображала, будто этого будет достаточно для предостережения. Я никогда не думала, что страх в ее голове будет иметь временные рамки. Может, мне стоило рассказать ей о снотворных таблетках, может, тогда она прочувствовала бы, какова была его ярость, но уже слишком поздно. Я сажусь.
– Как это случилось? Как он вышел на тебя?
– Я писала ему. Он ответил мне, прислал письмо на адрес Делейни.
– Ну конечно же. Это тот проект, о котором ты говорила. Ты лгала мне. – Я начинаю смеяться. Это истерический горький смех, который я, похоже, не могу остановить. –
– Он говорил, что больше не пьет и что ему действительно жаль.
– Дело не только в пьянстве, Софи. Дело в его голове. Ему нужно было лечиться, хотя вряд ли бы это помогло.
– Он посещал психолога в тюрьме.
– Твой отец не в состоянии справляться со своими эмоциями, и это делает его опасным. Он на свободе всего несколько месяцев, и смотри, что произошло. Ты не должна видеться с ним.
Она отворачивается, залившись краской.
– О нет! Только не говори, что ты встречалась с ним.
– Только дважды. Я думала, все будет хорошо. Потом расскажу тебе, что он по-настоящему изменился и тебе не о чем беспокоиться. Он был милым. Мы ходили на рыбалку…
Я снова ощущаю его руки на своей шее, они душат меня. Мысли о том, как они сидят вместе на берегу… Я не хочу, чтобы у Эндрю появились такие незабываемые моменты, проведенные со своей дочерью. Он не заслуживает их. Он не достоин их.
– Тебе нельзя с ним видеться. До тех пор, пока живешь со мной.
– Ты