Никогда тебя не отпущу

– Похоже, кто-то играет с ней. Мне это не нравится, особенно если ты там живешь. Она должна поставить сигнализацию.

– У нас есть сигнализация. Я забыла ее включить.

Может, это был не он. Зачем он говорит, что нам нужно установить сигнализацию? Я даже не знаю, что и думать. А вдруг это один из ее ненормальных клиентов? Или та девушка, работавшая на нее? Она ушла, поскольку мама упрекала ее в том, что она снова связалась со своим парнем-лузером и прогуливала работу.

– Твоя мать думает, что я хочу обидеть ее?

Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, как лепешка застревает в горле; мне сводит живот, я хочу выбежать на улицу и убраться подальше от него. Как я могу смотреть на него и говорить то, что я думаю? Хотя он не кажется злым, скорее всего, он не удивлен. Я не отвечаю.

– В точку. – Он делает вдох, рукой проводит по своим влажным волосам. У него под глазами темные мешки, и мне кажется, что он очень устал. – Мама когда-нибудь рассказывала тебе о моей семье?

– Немножко.

– Ладно. У меня то, что называют комплексом покинутого. – Он улыбается, и мне кажется, что я понимаю, почему мама полюбила его. – Твоя мама была самым удивительным человеком в моей жизни. Она так прекрасна – я не мог поверить, что она стала моей.

Моя мама очень красивая. Она блондинка, как королева эльфов во «Властелине колец», у нее большие голубые глаза, а ресницы такие черные, что ей даже не нужна тушь. Она могла бы встречаться с парнями, если бы захотела, но прошло много времени, прежде чем она отправилась на свидание с Грегом. Мне нравится, когда они вместе, – они часто смеются, и она выглядит расслабленной. Я могу сказать, что он действительно влюблен в нее, но мне кажется, что мама боится этого.

– Тебе нужно было лучше к ней относиться, – говорю я.

– Знаю. У меня все было наоборот. Я боялся, что она бросит меня, а из-за этого превратился в ревнивого кретина и оттолкнул ее.

– Почему бы тебе не познакомится с кем-нибудь еще? Сейчас люди часто знакомятся по интернету.

– Может, когда-нибудь, но сейчас я просто хочу снова тебя узнать.

– Ты должен пойти в суд и дать согласие оставить маму в покое.

– Я улажу это сейчас же, хорошо? Как только мы закончим, я поговорю с копами.

– Ты не будешь протестовать? Это значит, что нам больше нельзя будет говорить о ней.

– Послушай, я понимаю, что, наверное, для нас с мамой уже слишком поздно, но мне не хочется, чтобы было поздно для нас с тобой. Ты – моя семья, все, что у меня осталось. Если ты не хочешь меня видеть, ничего страшного. Я просто надеюсь, что ты однажды передумаешь, но я не собираюсь добровольно сдаваться.

От его слов мне становится грустно и страшно, но также я ощущаю нечто похожее на счастье. Он пытается заставить меня посмотреть на него – я чувствую его взгляд, – но я смотрю на свой кофе, изучая пенку. Это неправильно – испытывать грусть из-за него, как будто я предаю маму, но это правда. Я – все, что у него осталось.

– Ты должен держаться от мамы подальше, – говорю я. – Если что-то случится, то между нами все будет кончено.

Он протягивает руку через стол:

– Ладно.

Когда я пожимаю ему руку, то чувствую, как кто-то наблюдает за нами. В дальнем углу я замечаю Джареда с женщиной постарше, брюнеткой, похожей на него. Его мать. Я видела ее в городе, она ездит на серебристом «лексусе», всегда в солнцезащитных очках. Он улыбается мне и машет. Я отвожу взгляд.

На следующий день в школе Джаред подходит ко мне у шкафчика.

– Ты все еще злишься, что я спрашивал насчет твоей мамы? – говорит он. – Извини, если я сказал глупость. – Он улыбается. – Всякое бывает.

– У меня просто было дурное настроение. Прости.

Он прислоняется к одному из шкафчиков, руки засовывает в карманы; он сутулится, как будто ему холодно, но потом я думаю, что это, наверное, из-за его высокого роста: он пытается не возвышаться надо мной. На нем черные джинсы, вокруг шеи – бордовый в клетку шарф, на нем серая футболка с изображением Джимми Хендрикса. Часть лица Джимми стерлась. Мне интересно, винтажная ли это футболка. Не исключено, что он заплатил за нее сотню долларов или около того.

– У тебя был напряженный разговор с отцом в кофейне, – говорит он.

Боже! Как долго он наблюдал за нами?

– Это был мой дядя. У него сложный период в жизни.

Он замолкает на минуту, и я напрягаюсь, переживаю, что он будет продолжать расспрашивать, но он просто говорит:

– Ты едешь куда-нибудь на рождественские каникулы?

Я смеюсь. В его мире все друзья, вероятно, отправляются кататься на лыжах в свои загородные дома или проводят каникулы где-то в теплых краях.

– Мы решили в этом году отдохнуть дома, никуда не выезжать. – Я подражаю тону избалованной богатенькой девчонки. – На горнолыжных спусках теперь полно нищебродов, понимаешь?

Он смотрит на меня сначала сконфуженно, потом, поняв, что я смеюсь над ним, улыбается.

– Мы с друзьями собираемся у меня на выходных. Тебе стоит прийти.

– Не думаю.

– Почему нет?

– Мы не общаемся с такими, как ты.

– Мне нравится, что ты другая. Ты художница, ведь так?

– Ага.

– Я видел твои рисунки в альбоме. Они действительно хороши.

– Спасибо.