– Да, его зовут Ангус. Весит сто двадцать фунтов, храпит и много ест.
– Вы взяли собаку. Обалдеть!
– Мама захотела его завести для защиты.
– От твоего отца?
Я бросаю на него взгляд:
– Что ты знаешь о моем отце?
– Ничего, правда ничего. Но твоя мама рассказывала моей о группе поддержки, которую она посещает.
Ненавижу свою маму за то, что она откровенничает о нашей жизни. Ей не стоит повсюду рассказывать о личном. Я не понимаю, почему меня так беспокоит то, что он знает, каким жестоким был мой отец, но от этого мне становится стыдно. Как будто, раз мой папа ужасен, я тоже могу оказаться ужасной. Отец Джареда, наверное, обожает его мать и покупает ей цветы в честь первой пятницы на неделе, в таком духе.
– Может, ей стоит брать собаку с собой, когда она ездит убирать? Она по четвергам работает в большом доме в конце Уэйксайда. Там очень длинная подъездная дорога, он стоит в самой глуши.
– Откуда ты знаешь?
– Моя мама однажды хотела перенести дни ее работы.
Это на самом деле не объясняет, откуда он знает насчет подъездной дороги, пусть тот дом недалеко отсюда, но, возможно, он знаком с владельцами.
Я снова заглядываю в гостиную.
– Нужно посмотреть, как там Делейни.
– Погоди. Я хочу сначала кое-что тебе показать.
Он обходит стойку и хватает меня за свободную руку, потом ведет меня по коридору. Я иду за ним, наслаждаясь тем, что наши пальцы переплетены; его рука все еще прохладная после того, как он держал в ней стакан. Он останавливается перед дверью.
– Это моя комната.
Он толкает дверь.
Мы заходим в нее, и я осматриваюсь, разглядываю тут все. Чувствую, что он не сводит с меня глаз.
– Мило, – говорю я, и это так, хотя все словно попало сюда из какого-то журнала или из фильма «Пятьдесят оттенков серого»: черный цвет и хромированная отделка, как будто это не настоящая спальня.
– Мама нанимала декоратора, – говорит он.
Его рука касается моей и сжимает ее. Я поворачиваюсь к нему, смотрю ему в глаза и вижу, что ему тоже не нравится его комната.
– Ты это мне хотел показать?
– Нет, другое.
Он ведет меня к металлическому столу в углу, отпускает мою руку, чтобы включить свой компьютер, потом кивает мне, чтобы я садилась на стул, пока он принесет табурет. Мы так близко, что я прикасаюсь к нему всем телом, чувствую тепло его рук, его ноги. Я краем глаза разглядываю его. Он, должно быть, побрился сегодня вечером, кожа у него гладкая, ресницы – черные-пречерные, даже чернее его волос. Мне нравится его полная верхняя губа. Он открывает папку на компьютере, щелкает на изображении, и фото заполняет экран. Это снимок нашей школы, но с такого ракурса я никогда ее раньше не видела. Ее снимали словно бы снизу вверх, под интересным углом, захватив часть стены и окна.
– Так здорово! – говорю я.
Он перелистывает школьные фото, я вижу деревья перед спортзалом, некоторые городские районы, кофейни, старушку в парке, и все это завораживает, как будто я мельком заглянула в другой мир. Я вижу мир его глазами, понимаю, что он
Он прокручивает фото в другой папке со словами: «Эти уже старые», – как будто не хочет показывать их мне, но я замечаю снимок женщины со светлыми волосами, собранными наверх, как делает моя мама, когда работает.
– Постой, верни, – говорю я.
Он проматывает обратно.
– Вот это?
– Ага. Это моя мама?
Я рассматриваю ее внимательнее. Она стоит у большого окна с серебристыми шторами, вроде бы в его гостиной. Она отвернулась, так что я не могу видеть ее лица.
– Я и забыл о ней, – говорит он. – Она тогда работала у нас.
– Зачем ты ее сфотографировал?
Я смотрю на него в замешательстве.
– Не знаю. Попалась на пути. – Он указывает в уголок экрана. – Пытался снять оленя на лужайке. – Теперь я замечаю на заднем плане оленя. – Посмотри на эти.
Он перелистывает множество снимков людей на пляже, в центре города, и рассказывает, как придумывает каждому свою историю.
– Я решил, что этот парень – руководитель в «Гугл», и он взял отпуск, чтобы разработать новый сайт, который продаст за миллиард долларов, а еще он тайно работает на правительство. Эта женщина – библиотекарша, но она хочет стать актрисой и пишет эротическую поэзию в свободное время.
Я смеюсь:
– Это безумие.
– Зато гораздо интереснее, чем правда. Люди в основном довольно скучные.
– Ты так думаешь?
Он смотрит мне в глаза:
– Не все.
Он отводит взгляд и показывает еще несколько фото, но я не обращаю на них внимания. Мне кажется, что он сейчас отвесил мне комплимент, хотя я не совсем поняла, что он имел в виду. Я слышу его дыхание совсем рядом, а потом он щелкает на следующем фото. Это я. Потрясенная, я пытаюсь понять, когда он сделал этот снимок. На фотографии я смеюсь – голова откинута назад, губы приоткрыты, волосы падают мне на глаза, так что их почти не видно. Фото черно-белое, но волосы он раскрасил в фиолетовый цвет.
– У тебя чудесная улыбка, – тихо произносит он.
Мои щеки горят, и я понимаю, что покраснела. Я поднимаю свой стакан и допиваю остатки ром-колы двумя большими глотками.
Я поворачиваюсь к нему:
– Когда ты это сделал?
– Недавно. Ты стояла на улице с Делейни. Ты злишься?
– А должна?