Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Получил чудесное письмо от Танюши. Очень длинное, 8 страниц, и в нем сказалась-таки русская девушка! Она пишет о своем путешествии куда-то на юг. О том, что север ей милее, не пальмы, а березы милые, чистые, родные, о русской зиме, о снеге. Вспоминал страницу из моей книги «Пригороды Ленинграда», где я описывал зиму в Детском Селе. Пишет она и о путешествии в какой-то курорт, где такой контраст между богатством и бедностью. Я вижу, что ей ведом «социальный стыд». Много пишет и о Таточке, которая прекрасно говорит по-русски. Я в своих письмах называю ее своей мечтой, и Танюша теперь тоже называет, когда пишет о дочке, называет ее «твоя мечта». Я был так счастлив читать это чудесное письмо. Когда кончил, по радио передавали арию Надира (из «Искателей жемчугов»). Ты помнишь, в воспоминаниях о поездке с моей Таней на Виллу Адриана я писал, как мы, взволнованные всем пережитым, встретили мальчика, бродячего музыканта, и он пел нам эту арию.

А над нами итальянское небо — сапфировое, словно влажные и прозрачные звезды, лучистые, с длинными ресницами. Это были одни из лучших минут нашего путешествия. И я, вспоминая свою Таню, постоянно вспоминаю и этот мотив. И вот он в такую минуту зазвучал. И кончается эта ария словами «Прощай, мечта». Словно отклик из того мира. И чувство счастья стало почти мучительно!

Ты помнишь Гулю? Она внезапно пришла к нам в годовщину нашей свадьбы с букетом цветов. Она не знала, что это наш праздник, и пришла поздравить с новосельем.

Она прихварывает и отказалась от заработков — переводчицы в дни фестиваля. Однако ВОКС[1149] затребовал ее, т. к. хороших переводчиц, умеющих себя держать, не хватало. Ей досталась группа немцев из Федеративной республики. Ей приходилось работать до позднего вечера. Один юноша начал ее преследовать; дело кончилось тем, что она была вынуждена дать ему пощечину. На следующий день он молчал и изредка, поглядывая на Гулю, держался за щеку. С комичным выражением. Прощаясь с ней, сказал: «Вы первая, что устояли». Гуля, рассказывая, краснела и чуть не плакала…

Друзья посещают и всё восхищаются квартирой. А у Софьи Александровны словно медовый месяц.

Привет харьковчанам от нас обоих.

Твой НАнц

P. S. К вам просьба. Если у вас сохранилось мое описание поездки в Закарпатье — пришлите мне обратно. А я верну вам мои воспоминания, как получу от Сережи Лозинского перепечатанный экземпляр.

Мне разрешили — теперь выходить на балкон.

23 сентября 1957 г. Москва

Дорогой Гогушка!

Давно, давно уже нет от тебя вестей. Что твоя Таня, что дети? Удалось ли им найти колею? Как у тебя на службе? Мое здоровье удовлетворительно. Ездил «в город», устал умеренно. Теперь должен ездить для новых протезов. Я тебе писал, что получил от Танюши чудесное письмо и снимки. Наконец пришла открытка и от Мишеньки. Нас посещают друзья. Почти ежедневно, случается и по шесть человек. Как только Сережа Лозинский пришлет мне перепечатанные мемуары, перешлю вам. А ты сможешь ли вернуть мне мое описание путешествия Закарпаты?

Привет от Софьи Александровны.

Привет харьковчанам.

Твой НАнц

P. S. Только что получил твое письмо. Скоро отвечу.

30 сентября 1957 г. Москва

Дорогой мой Гогус, милый мой, хороший. В тебе всегда отзвук. Как хорошо, что ты тогда же, в ту чудесную минуту, слушал ту же арию Надира. Вчера мы справляли наше новоселье. Собрались друзья, был и Федор Алексеевич Фортунатов, вернувшийся из Крыма. Было очень дружно и душевно тепло. Это было своего рода чествование моей Сони, как создательницы нашей уютной квартиры. Все знают, что это было достигнуто против моей воли. Помогла мне вера в свою звезду. Будь добр, сообщи мне скорее адрес Евгении Савельевны. Его в тексте письма не оказалось, видимо он был на конверте, а его нет… Я уже написал ответ, и вот он не может быть отослан.

Упроси Павлушу или Алешу хоть на открытке сообщить. Очень обрадовал сообщением, что «мальчики, кажется, вошли в колею». Что больше всего понравилось в «Войне и мире»? Я тебе, кажется, говорил, когда кончил этот роман (читал его Светику), он сказал: «Если это книга, то все остальные уже не книги. А если то — книги… — и он взял в руки „Войну и мир“, — то это уже не книга».

Это так понравилось секретарю Л. Н. Толстого Гусеву[1150], что он выписал в особую тетрадь. От Миши наконец получил письмо. Он на каникулах работал в геологической группе и на стройке. Горд, что заработал 325 р. Но боюсь, что совсем не отдохнул. Пригласил его к нам на зимние каникулы. Случилось так, что новоселье совпало с днем рождения Татьяны Николаевны. Ей бы исполнилось 68 лет!

Привет твоей Тане и детям.

Твой НАнц.

P. S. Сейчас главная моя забота — вставить зубы. Поездки в город утомительны.

Теперь опишу квартиру.