Читаем Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) полностью

Я тронут, что ты помнишь мои слова о различии чистоты и невинности. Чистота — это закал души от зла, а невинность — нетронутость души злом. Конечно, Моравия в свою «Чо-чара» вложил мысли и высказывания, нарушающие образ горной крестьянки. Но уж очень жестоко расправился он с милой Розеттой[1172]. На днях я впервые прочел «Яму» Куприна[1173]. 2 раза пробовал и с омерзением бросил. Это <1 слово нрзб> Это грубый натурализм. Натуралист Золя все же мог подняться над простой эмпирией, так «магазин Счастье дам» живет как своеобразное целостное существо[1174]. Тоже Рынок в «Чреве Парижа»[1175]. Куприну же не удалось свою «Яму» подать так, чтобы она ощущалась как sui generis существо. А потом, он оклеветал наш мужской пол. Мы не так гнусны! Вспомни последний роман Огарева с женщиной с улицы Мэри Сетерленд[1176]. Сколько в Огареве смирения, доброты и честности. Совсем нет позы, «спасается» из клоаки. И она действительно поднялась из ямы. Теперь читал по совету Николая Николаевича Розенталя роман «Филипп IV Красивый»[1177]. Интересный, но жестокий роман! Перечел Банга «У дороги»[1178]. Чистый роман, и я плакал, заканчивая его. Ты знаешь, что Татьяна Борисовна и Ольга Николаевна Ползикова[1179] оставили мне детальную запись того, что делала и говорила по часам Татьяна Николаевна в последний день своей короткой жизни?

Напиши мне о Павлуше подробно. Как его дела? Привет Марии Александровне (так ли?) и всем харьковчанам.

Твой старый-престарый

Н. П.25 июля 1958 г. Москва

Милый Гогушка!

Как же с Павлушой? А как дела Алеши? Как твоя Таня? Может быть, деньги, отложенные на билет до Москвы, выслать теперь же, если вам очень трудно? Мы живем в очень хороших условиях под Москвой. Письма и продукты привозит к нам из Москвы каждую неделю Таня[1180]. Нас посетила здесь лучшая подруга Танюши Лида, которая теперь живет и учится в Софиевке, где я родился. Она прелестна и своим обликом, и душой. Была у нас и ученица Татьяны Николаевны Оля[1181], которая была при ней последние дни и часы ее жизни, и мы много говорили о моем прошлом. Оля очень любила Татьяну Николаевну и много ценного рассказала мне. Оба эти посещения были для меня праздником души. О какой повести Гэлсуорси ты писал, что она похожа на «Вешние воды»? Мне Тургенева напомнила «Санта Лучия»[1182].

Софья Александровна шлет вам всем привет.

Надеюсь, что Павлуша все же устроится. Привет квартету.

Твой НА.8 августа 1958 г. Москва

Милый Гогус! От тебя давно нет вестей. Как же с Павлушей? Я очень сочувствую бедняге, что поездка в Ленинград рухнула. А что же с Алешей? Ты о нем ничего не писал. Не знаю, радоваться ли мне за Павла Николаевича? Что он пишет? Я все это время вспоминаю о днях, проведенных с другом Танюши, которую я нашел, и представь, живет она теперь в Софиевке. Знает дом, где я родился. Была на могиле моего отца. Вспоминала и Олю Куркову, ученицу Татьяны Николаевны, которая была с нею последние дни и часы Ее жизни. Мы говорили и не могли наговориться. Так будет и тогда, когда ты посетишь нас. Но, прости, я, м. б., писал тебе о них.

На душе тревожно, как перед грозой. Да здравствует солнце! Да скроется тьма. Обнимаю тебя.

Привет всей твоей семье.

Твой старый хрыч Н. П.5 августа 1958 г. Москва

Мой дорогой Гогушка!

Пишу только потому, чтобы ты не беспокоился из‐за моего молчания. Но писать рано. Я давно не имею вестей от тебя. И это меня беспокоит. Что твои дети? Как Павлуша? Я очень понимаю его огорчение, что мечта о поездке в Ленинград его обманула, а как определяется его жизнь. Теперь уж про человека не скажешь: кузнец своего счастья. Скорее можно сказать обратное — «виновник своих бед». А что с Алешей? О нем ты давно не писал. А как здоровье твоей Тани? Где теперь ее мать, Мария Александровна (так ведь)? Если я ошибся — виной мой склероз.

Жизнь в Дарьине приходит к концу. Я радуюсь мысли, что скоро вернусь домой. «То ли дело братец дома»[1183]. Конечно, жаль расстаться с садом. Там люди за оградой не дышат утренней прохладой… А я так ею наслаждался эти месяцы! Люблю шум листвы. «Зеленый шум!» Но вот все время портится электричество. Вечера в темноте. Молчит радио. А дни полные напряженного ожидания.

Мне кажется опять, что Танюша далеко, далеко. Как твои дела на службе? Я тебя спрашивал в одном из последних писем, как быть с 200 р., отложенными на билет до Москвы. В нашу тихую однообразную жизнь иногда войдет вестник другого лица. На днях была гостья, вернувшаяся из Англии[1184]. Много рассказывала. Вернулся друг нашего Саши, который 1½ года плавал на «Оби» в Антарктике[1185]. Очень интересно рассказывал. Он очень славный человек, и семья его чудесная.

Перейти на страницу:

Все книги серии Переписка

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

Алексей Пантелеев , Леонид Пантелеев , Лидия Корнеевна Чуковская

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Документальное
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Николай Павлович Анциферов (1889–1958) — выдающийся историк и литературовед, автор классических работ по истории Петербурга. До выхода этого издания эпистолярное наследие Анциферова не публиковалось. Между тем разнообразие его адресатов и широкий круг знакомых, от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной, делают переписку ученого ценным источником знаний о русской культуре XX века. Особый пласт в ней составляет собрание писем, посланных родным и друзьям из ГУЛАГа (1929–1933, 1938–1939), — уникальный человеческий документ эпохи тотальной дегуманизации общества. Собранные по адресатам эпистолярные комплексы превращаются в особые стилевые и образно-сюжетные единства, а вместе они — литературный памятник, отражающий реалии времени, историю судьбы свидетеля трагических событий ХХ века.

Дарья Сергеевна Московская , Николай Павлович Анциферов

Эпистолярная проза

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза