Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце

Сам Н. А. Бенуа рассказывает в одном интервью: «Впервые увидел Горького в 1913 году. Он тогда бывал у моих родителей, живших в небольшой квартире на Адмиралтейском канале[87]. У нас в доме бывали также выдающиеся деятели культуры и искусства того времени — Станиславский, Головин, Кустодиев… Но самое неизгладимое впечатление произвел на меня Горький. Он поражал своей долговязой сухощавой фигурой и какой-то чарующей застенчивостью. Да и одежда его была не совсем обычная для гостей моих родителей — простая русская рубаха, подвязанная кушаком. А когда Алексей Максимович начинал рассказывать моему отцу задушевным голосом о своих путешествиях в заокеанские далекие края или о своей жизни в Италии, откуда он тогда недавно вернулся, я буквально застывал в каком-то оцепенении и жадно впитывал каждое слово.

Последующие мои воспоминания о Горьком относятся уже к периоду Февральской революции, когда мой отец стал сотрудничать с Горьким в газете. Их встречи происходили обычно на квартире отца, на Первой линии Васильевского острова. Разговоры, которые они вели, вызывали в моей юношеской душе жадный интерес.

Я особенно ценил внимание Горького к моим живописным работам. Надо сказать, что Алексей Максимович был решительно против шарлатанских кривляний господ формалистов, но в нем вызывали сочувствие все те искания молодых, где была живая мысль»[88].

Революционный 17-й год Николай провел гимназистом. Но, конечно, не с его характером было просиживать штаны на школьной скамье. Он бегал по Петрограду и с любопытством, а то и восторгом впитывал проявления всего нового. В воздухе чувствовался запах невероятной свободы. Лишения военных лет, казалось, остались позади; большевики обещали мир. К 70-летнему юбилею Октябрьской революции Николай Александрович, тогда уже в очень почтенном возрасте, опубликует статью в газете города Мантуя с названием «Я, шестнадцатилетний, во дни Красного Октября»: «…после обеда 6 ноября стало заметно в городе массовое движение солдат. Мой дом находился в трех километрах по линии воздуха от Зимнего дворца. Были слышны выстрелы. Ночью бомбили. Как я узнал на следующий день, в два часа утра Красная гвардия ворвалась в Зимний дворец и арестовала всех членов правительства, кроме министра Керенского, который смог бежать, переодевшись в женское платье. Ленин захватил власть, провозгласив Советскую Республику.

Утром, когда мы проснулись, нам сразу сообщили о происшедшем. Пошли разговоры, что около 11-ти Ленин будет произносить речь на Народной площади. Мы все массой двинулись к месту. Особенно молодежь. Ленин пользовался большим авторитетом. Россия была в состоянии хаоса по причине войны, приведшей к сотням тысяч смертей, а Ленин призывал к миру. Все его речи говорили о мире, он был человеком мира, и мы смотрели на него с большой надеждой, считая его спасителем, мессией, который положит конец смертям, голоду и беспорядкам.

Я тоже, хотя и принадлежал к буржуазной семье, был яростным сторонником Ленина. С моим свояком Александром Черепниным, который станет потом знаменитым пианистом и композитором[89], я собирал средства в поддержку кампании Ленина за мир. Поэтому тем утром я с энтузиазмом побежал на Народную площадь[90]. Было ужасно холодно. Около минус десяти. Помню снег был как лед и трещал под нашими шагами.

Через несколько часов площадь была полным-полна. […] Ленин выбрал своей штаб-квартирой особняк знаменитой балерины Кшесинской, которая была фавориткой царя Николая II. Перед зданием была установлена трибуна. Около 11-ти часов Ленин поднялся на нее среди восторженных криков толпы. Я стоял от него в шести метрах и мог его хорошо видеть. Он произнес пламенную речь. Он был великолепным оратором. Высокий голос, немного в нос […]. У него был высокий тембр с хорошо обдуманными паузами, которые производили на публику большой эффект. Сопровождал слова постоянной жестикуляцией. […]. Вся речь была направлена на прославление большевистской революции, несущей мир и благоденствие»[91].

В первые революционные годы молодой задор творить во имя социального обновления сочетается у Николая с работой на износ, ради пропитания, и с обмороками от усталости.

В 1918 г. семья Бенуа вынуждена съехать со своей квартиры: крепкие морозы разорвали в доме трубы, испортив стены. Неизбежно возвращение в отеческий дом, где живут дяди, тети и кузены. Все семейства Бенуа собираются в двух комнатах квартиры на улице Глинки, отданных под кухню, чтобы вместе погреться у камина[92].

В этот период сестра Елена, обратившись в тайную организацию, занимавшуюся переправкой за рубеж через Финляндию, бежала из страны. С большими трудностями она пересекла границу через Кронштадтскую крепость, отдав все свои сбережения пограничникам. Спустя долгие месяцы отсутствия вестей под дверь квартиры подбросили записку от Елены, где она сообщала, что жива и здорова и находится в Хельсинки[93].