Николай Ежов и советские спецслужбы

В специальном заявлении на имя Ежова от 17 мая 1937 года только что арестованный Леопольд Авербах, спеша откреститься от одиозного деверя, камня на камне не оставил на репутации Ягоды как просвещённого и политически опытного руководителя: «Он никогда не вёл политических разговоров, он всё сводил к личной выгоде и личным взаимоотношениям, во всём пытался найти нечто неизменное и на нём играть, он всегда зло подсмеивался над постановкой в центре принципиального существа того или другого вопроса… В разговорах с А.М. Горьким мы неоднократно останавливались на том, что Ягода – деление, конечно, условное, – не политический руководящий работник, а организатор административного типа и складки. Не раз, в частых беседах у Горького чувствовалось, что Ягода не разбирается в том, о чём идёт речь. Он иногда спрашивал меня потом о тех или иных, затрагивавшихся в этих разговорах темах или фамилиях, – но и это всегда свидетельствовало не о естественно возникшем интересе, а о вынужденной необходимости хотя бы поверхностно ориентироваться. Бывало, что перед какой-либо беседой с Горьким Ягода наводил у меня те или иные справки, «нужные ему для использования в этой беседе». Однако, только при составлении… доклада (по просьбе Ягоды Авербах помогал ему готовить доклад о февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года для выступления перед активом Наркомата связи. – Б.С.) я увидел, насколько Ягода боится политического выступления, насколько он путано и нерешительно подходит к политическим формулировкам, насколько, по существу, чужда ему линия партии»[159].

Во второй половине 1936 года НКВД по приказу Сталина начал сбор компромата против военных руководителей высокого ранга. В начале декабря Ежов потребовал усилить работу в армии. Результатом стало дело о «военно-фашистском заговоре». Тухачевского и других обвиняемых пытали, пока они не признались. Позднее, когда допрашивали его самого, Ежов рассказал, что способы получения признания от Тухачевского обсуждались у Сталина, причем прокурор Вышинский настаивал на применении пыток. Сталин напутствовал Вышинского и Ежова: «Смотрите сами, но Тухачевского надо заставить сказать все и открыть все свои контакты. Невозможно, чтобы он действовал сам по себе»[160].

Сами же политические процессы нанизывались друг на друга по принципу звеньев одной цепи. На процессе «троцкистско-зиновьевского террористического центра» были названы участники «параллельного троцкистского центра» – Радек, Пятаков, Сокольников, Серебряков и др. А заодно и фамилии правых помянули. В январе 37-го, на процессе «параллельного центра», подсудимые опять назвали Рыкова и Бухарина, а заодно и Тухачевского помянули в несколько двусмысленном контексте, равно как и о планах военного переворота. Вот уже готов и материал для дела о «военно-фашистском заговоре». В свою очередь, Тухачевскому, Уборевичу, Якиру и их товарищам, прежде чем расстрелять в июне 37-го, следователи диктуют показания на группу Бухарина. В результате готовы материалы для самой яркой постановки – процесса «правотроцкистского блока», настоящего драматического шедевра, написанного Сталиным и исполненного Ежовым, Вышинским и следователями НКВД. Дальше – пустота. Более ни одного видного оппозиционного лидера на свободе в СССР не осталось. Открытые процессы больше не были нужны, как не нужен оказался и их главный исполнитель – Ежов. Но Николай Иванович, когда сменил Ягоду во главе НКВД, вовсе не предвидел трагического финала.

1 марта 1938 года Юлия Иосифовна Соколова-Пятницкая, жена Осипа (Иосифа) Ароновича Пятницкого (Таршиса), бывшего главы административно-политического отдела ЦК ВКП(б), к тому времени уже арестованного, записала в дневнике в связи с сообщением о предстоящем начале процесса «правотроцкистского блока: «Не удивило меня сообщение во вчерашней «Правде». Я знала, что процесс б-р будет. («Что такое «б-р»? Бухаринцы-рыковцы?» – прокомментировал это место в дневнике матери сын Игорь.) Только не знала, когда и не знала, какие именно люди. О врачах – это ново для меня. Хорошо, что страшный узел все-таки сумели развязать. Будет легче дышать. Вот из-за таких сволочей и погибли настоящие товарищи. Без жертв ничего больше нельзя совершить»[161].