Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

В Костроме он посетил Ипатьевский монастырь, где его с благоговением и восторгом встретил простой народ. Осмотрел покои, где жил будущий царь Михаил Федорович, начиналась династия Романовых. До сих пор здесь побывала только одна императрица, Екатерина II, и каких-то последствий для монастыря ее визит не имел. Храмы и корпуса с кельями стояли полуобвалившиеся, их подмывала речка. Николай повелел капитально отремонтировать обитель, укрепить берег каменной кладкой. В Костроме он принял не только местных дворян, но и делегацию крестьян Сусаниных. Когда-то царь Михаил Федорович щедро наградил потомков своего спасителя, но они успели разориться. Этих потомков насчитывалось 123, и Николай приказал губернатору представить предложения по улучшению их положения, а детей из этого рода распорядился обучать за казенный счет.

Экскурс в историю Смутного Времени продолжился в Нижнем Новгороде. Царь пожелал спуститься в склеп Кузьмы Минина. Осмотрел простенькое надгробие и велел изготовить достойную гробницу, перенести ее в собор рядом с захоронениями местных князей. Да и Нижний Новгород Николай захотел украсить. Указал, как спланировать красивую набережную, место для общественного сада. Поездкой по Волге он был доволен. Писал: «Край процветает, везде видна деятельность, улучшение, богатство, ни единой жалобы, везде одна благодарность, так что мне, верному слуге России, такая была отрада» [67].

Повернули на Владимир с его древними соборами, гробницами великих князей. Царю понравилось содержание здешних больниц, богадельни, дома умалишенных. Но за состояние тюрьмы он устроил крупный разнос. Через Москву Николай вернулся в Петербург и почти сразу же засобирался вместе с наследником в Берлин – царица отправилась туда к отцу, и муж решил устроить ей сюрприз. Помчались на перекладных, опять инкогнито, и через 5 дней были уже в столице Пруссии. Государь объявил, что приехал только как родственник, не собирается заниматься никакой политикой.

Однако визит стал не только личным. Британская, французская пресса и вторящие ей германские журналисты успели сильно испортить среди немцев репутацию царя и России. Теперь император в одиночку, без охраны гулял по Берлину, бывал в театре, на балах. Его простота и доступность лучше всякой пропаганды развеивала предубеждения. Немцы видели царя и на парадах вместе с их королем, их дружбу. Видели, как Николай и его наследник по просьбе короля проводили занятия с прусскими войсками. Отношение к России быстро и разительно переменилось.

На обратном пути царь согласился посетить и Варшаву. Жители восприняли это как знак высочайшей милости! Благодарили, толпы горожан приветствовали его радостными криками. Но даже в дальних путешествиях Николай не оставлял других дел. 2–3 раза в неделю фельдъегеря доставляли ему бумаги из Петербурга, и государь принимался за них сразу же, иногда и по ночам, невзирая на усталость. Документы он не просматривал, а всегда читал внимательно, и через сутки-двое тот же фельдъегерь мчался обратно, увозя его резолюции.

Хотя в те времена путешествия были совсем не легкими. В этой же поездке, при возвращении из Берлина с женой, царские экипажи застряли в распутице. Свита и все грузы отстали. В домах, где останавливались на ночлег, императрица и дочка Мария вынуждены были даже белье брать у хозяек. А при переправе через Двину возле Риги по реке пошел лед. Царскую чету с трудом перевезли на пароме, отталкивая и разбивая льдины, но остальным Николай переправляться запретил – слишком опасно.

Ну а польские террористы начали на императора настоящую охоту. В 1835 г. он собрался в Калиш на общие маневры русских и прусских войск, а оттуда в Прагу, на свидание с прусским королем и австрийским императором. Паскевичу написал: «Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божьей ничего не будет, и совершенно спокоен». Перед этой поездкой царь составил завещание. Хотя меры предосторожности все-таки начали предпринимать. Паскевич «разгласил» ложный маршрут Николая, направил туда конвой для охраны, а император проскочил инкогнито другой дорогой [68]. Впрочем, опасности бывали и куда более прозаические. В 1836 г. в обычном путешествии по стране царский экипаж перевернулся на ухабах, Николай Павлович сломал ключицу.