Николай I

Летом 1833 года Дарья Христофоровна Ливен (урожденная Бенкендорф), супруга русского посланника в Лондоне X. А. Ливена, женщина-дипломат и «агент влияния» в Англии в большей степени, чем ее муж, прибыла в Петербург. Она приехала извиняться и объясняться в связи с тем, что не смогла воспрепятствовать, как этого требовал К. В. Нессельроде, назначению известного русофоба Стредфорда Каннинга английским посланником в Петербург. (Только позднее Николаю I все же удалось отклонить эту неприемлемую для него кандидатуру.) Еще ничего не омрачало ее отношений с Николаем Павловичем и Александрой Федоровной, а ее знаменитые письма на зеленой бумаге пока что не были для императора «противными». Пройдет два года, и в 1835 году Д. X. Ливен оставит мужа и под предлогом плохого здоровья откажется вернуться в Россию. Позднее она станет жить с французским послом в Лондоне Ф. Гизо, на руках которого и умрет в Париже в 1857 году. А летом 1833 года, по прибытии в Петергоф, где, как всегда, проводила лето царская семья, она уведомляет своего лондонского друга об обедах на «четыре персоны» с императорской четой и гостившим тогда в России братом Александры Федоровны принцем Альбертом. Ее возвращения с нетерпением ожидал английский король Вильгельм IV, известный многими странностями, среди которых увлечение женщинами было не самой неприятной. При первой же встрече с Д. X. Ливен король стал расспрашивать ее о разных деталях быта императорского двора. Его интересовало все: как и с кем сидит за столом Николай I, в какой момент подают на стол мороженое… Наконец Вильгельм IV спросил: «Ухаживает ли император за женщинами?» — «Да, Ваше Величество». — «Ревнует ли его императрица?» — «Нет, так как император всегда посвящает ее в свои тайны, когда сердце его бывает затронуто». — «А! Я это очень одобряю», — сказал король, приехавший в 1830 году вступать во владение Виндзорским дворцом на козлах маленькой кареты, в которой помимо его супруги находились и две побочные дочери^{1728}.

Мужчины, занимающие престол, всегда вызывают повышенный интерес женского окружения. Тем более это относится к Николаю Павловичу, обладавшему величественной фигурой, античным профилем и некоторой долей сентиментальности. «Внушая страх и уважение окружающим его, — писал в 1851 году французский посланник маркиз де Кастельбажак, — он в то же время надежный друг, и своей сердечной нежностью нередко уподобляется молодой романтической женщине»^{1729}. Настроенная во многом критически к императору А. Ф. Тютчева вынуждена была признать, что он обладал «утонченной вежливостью и учтивостью»^{1730}. На совести желчного князя-эмигранта П. В. Долгорукова остается утверждение о том, что император «в последние годы своей жизни любил употреблять в разговоре с женщинами тон самый грязный, самый циничный»^{1731}. Обычно же император, напротив, всегда был изысканно вежлив, обращаясь к женщинам на «Вы» независимо от возраста, как, например, к тринадцатилетней М. П. Фредерикс. Да и разговаривал он с ними в основном по-французски. Авторитет женщин оберегался при Николае I даже в театральных постановках. Впрочем, так обстояло дело в обществе. На маневрах же, в поле, где дамам было не место, он мог и похулиганить. Вспоминая один из смотров 40-х годов, бывший кадет Л. Ушаков писал: «В конце лагеря государь делал смотр отряду и в середине смотра, дав «вольно», слез с лошади (за ним во фронте были знамена) и отправил естественную надобность, повернувшись к веренице экипажей, наполненных блестящими дамами, которые тотчас же прикрылись зонтиками»^{1732}.

Во время первого своего посещения Англии великий князь Николай Павлович, тогда еще неженатый, произвел фурор в дамском обществе. Вот что писала Е. С. Пемброк в Москву графине М. В. де Бальмен 26 февраля 1817 года: «Наш дорогой великий князь Николай провел здесь (в доме корреспондентки. — Л. В.) два дня со своею свитою. Вчера утром он уехал и так нас обворожил, что только о нем и разговаривали… В его присутствии всем нам было легко: до такой степени он был любезен и добродушен»^{1733}. Тогда же леди Кембель заметила: «Что за милое создание! Он дьявольски хорош собою! Он будет красивейшим мужчиною в Европе»^{1734}. Впрочем, всецело увлеченный тогда принцессой Шарлоттой, будущей Александрой Федоровной, Николай Павлович на комплименты реагировал холодно.