Такого рода свидетельства довольно многочисленны. «Императрица рассказывала мне, — делилась в своем дневнике от 21 февраля 1855 года А. Ф. Тютчева, — что за последнее время цесаревичу случалось говорить: «Я не узнаю императора, у него нет прежней энергии — он слабеет, слабеет!»{1829} Об одном из последних обедов с императором, состоявшемся 31 января 1855 года, вспоминал граф П. Д. Киселев: «Государь кашлял изредка и жаловался на спинную боль, но был покоен и даже весел…»{1830} На следующий день Николай Павлович занемог…
По официальной версии, Николай Павлович умер от пневмонии 18 февраля 1855 года, заболев незадолго до смерти гриппом. Насыщенное медицинскими подробностями заключение было опубликовано 26 февраля под названием «Описание хода болезни в Бозе почившего императора Николая Павловича». Каких-либо важных медицинских документов, свидетельствующих о ходе болезни и кончине императора, помимо официальных бюллетеней, не сохранилось. Известно, что недомогание началось 27 января. 31 января, как уже говорилось, император кашлял и жаловался на боль в спине, одышку. 4 февраля исследование показало упадок деятельности в верхней доле левого легкого. Нижняя доля правого легкого была поражена гриппом. 2 февраля император не выходил из своего кабинета. 5-го и 6-го он почувствовал себя лучше, но кашель не прекращался. С 8 февраля к наблюдению за императором присоединился лейб-медик Ф. Я. Карелль. Почувствовав некоторое облегчение, император решил 9 февраля, несмотря на протесты врачей, проводить маршевые гвардейские батальоны. По возвращении он испытал лихорадочный приступ и тупую боль в боку, вновь начался кашель. Несмотря на мороз, как всегда, в легком плаще и открытых санях, он поехал в Манеж. 10 февраля Николай Павлович в последний раз покинул Зимний дворец, отправившись на строевой смотр. 11 февраля врачи настояли на постельном режиме. Сильный озноб сменился лихорадочным жаром. В это время подоспело сообщение «о деле под Евпаторией». 13 и 14 февраля лихорадка продолжалась, и император почти не спал. На следующий день извержение «мокрот» сопровождалось кровью. Вечером августейший больной жаловался на подагрическую боль в большом пальце ноги. 16 февраля была сильная боль в «задних реберных мускулах с правой стороны». 17 февраля лихорадка усилилась. По официальным документам, именно в этот день медики предположили возможность летального исхода. Утром у Николая Павловича начался «легкий бред». В полдень было сильное «колотье» в левой стороне груди. К двум лечащим врачам в тот день присоединился врач наследника лейб-медик И. В. Енохин. По некоторым сведениям, Александру Николаевичу сообщили о возможности «паралича сердца». По свидетельству Л. В. Дубельта, «разнесся смутный слух о болезни государя императора»{1831}. До этого времени болезнь удавалось держать в тайне. С этого дня стали появляться бюллетени за подписями всех трех врачей, которые вывешивались во дворце. Их копии выдавались также некоторым сановникам, приезжавшим во дворец справляться о здоровье императора; например, П. Д. Киселеву был выдан бюллетень под № 3. Всего их было четыре, последний датирован девятью часами утра 18 февраля, то есть появился за 3 часа до кончины. Бюллетени были опубликованы все сразу 18 февраля.
Надежда исчезла в ночь с 17 на 18 февраля около 3 часов ночи. По свидетельству Л. В. Дубельта, Николай Павлович спросил Мандта: «Скажите мне откровенно, какая у меня болезнь? Вы знаете, что и прежде я всегда вам приказывал предупреждать меня вовремя, если заболею тяжело, чтоб не упустить исполнения христианского долга». — «Не могу скрыть перед Вашим Величеством, что болезнь ваша становится серьезною; у вас поражено правое легкое». — «Вы хотите сказать, что ему угрожает паралич?» — «Если болезнь не уступит нашим усилиям, то, конечно, это может последовать; но мы того еще не видим и не теряем надежды на Ваше выздоровление». — «А, теперь я понимаю мое положение, теперь я знаю, что мне делать»{1832}. Другие мемуаристы (Д. Н. Блудов, А. Ф. Тютчева) относят этот разговор к 2 часам ночи. А. Ф. Тютчева описывает этот эпизод более драматически: «Мандт приложил стетоскоп к его груди и стал выслушивать. «Плохо, Ваше Величество», — сказал врач. «В чем же дело, — спросил государь, — образовалась новая каверна?» — «Хуже, Ваше Величество». — «Что же?» — «Начинается паралич». — «Так это смерть?» — Мандт рассказывает, что несколько мгновений он не мог произнести ни слова, потом сказал: «Ваше Величество, вы имеете перед собой несколько часов»{1833}.