Николай I

Не смешивая характер (то есть модель поведения человека исходя из определенных мотиваций) с темпераментом, отметим три наиболее распространенные структуры человеческого поведения, в которых проявляется личность. Первый тип характеризуется преобладанием когнитивных (познавательных) функций, связанных с развитием интеллекта, — это «мыслитель». Второй тип — аффективный (чувственный), для которого непосредственную ценность представляет общение с людьми, — это «собеседник». Наконец, тип личности, которому наиболее соответствует реконструкция личности Николая Павловича, — это «практик» с преобладанием практических (преобразующих мир) ценностей, склонностью руководить людьми или производственными процессами на разных уровнях, обладающий умением и готовностью принимать ответственные решения, но порой эмоционально не сдержанный^{1845}. Последний тип людей часто представляют физически развитые люди мощного телосложения — «атлетики», к которым, несомненно, относился император Николай Павлович.

Для практика характерна склонность к точным наукам, и в этом отношении Николай Павлович не был исключением, проявляя соответствующие наклонности в годы ученичества и затем искренне предаваясь своему увлечению инженерным делом. Он обладал даром языков (французский, английский, немецкий, русский, возможно, понимал по-польски). Явные недостатки в сфере широкого гуманитарного образования не мешали ему разбираться в людях, а также быть человеком весьма компетентным в определенных сферах — военно-инженерном деле, градостроительстве, картографии, повседневном быте армии от уставов до униформы. Основательность, практичность, стремление к порядку во всем, знание основ инженерного дела проявлялись и в строительной деятельности. Интересно наблюдение маркиза де Кюстина: «Мысль нынешнего императора находит воплощение даже на улицах Петербурга: он не возводит для собственного развлечения скороспелых колоннад из оштукатуренного кирпича; повсюду заменяет он кажущееся на подлинное, повсюду камень вытесняет гипс, а здания мощной основательной архитектуры изгоняют прельстительное, но ложное величие»^{1846}. «Я мало встречала людей, одаренных таким логическим, положительным и практическим умом, как император», — свидетельствовала Д. X. Ливен^{1847}. В дневнике А. С. Пушкина приведена реплика, брошенная его добрым знакомым П. И. Полетикой в мае 1834 года. Тогда, сравнивая Николая I с покойным Александром I, Петр Иванович заметил: «Император Николай положительнее, у него есть ложные идеи, как и у брата, но он менее фантастичен»^{1848}. Практический склад ума и особенности характера приводили к тому, что Николай Павлович старался вникнуть во все дела. Он развивал неутомимую деятельность, будь то чтение отчетов и бумаг, которые он изучал от корки до корки, испещряя пометками карандашом, отправляя с посыльными записки, написанные карандашом на полулистах почтовой бумаги, а то и меньше, или смотры, ревизии, дальние поездки по российским дорогам, зарубежные вояжи. «Деятельность его, и физическая и моральная, всегда превосходила, казалось, силы обыкновенных людей», — писал барон М. А. Корф^{1849}. Требовательный к себе, он не любил «тунеядцев» — слово, характерное для его лексикона^{1850}. Об этом же пишет и его дочь Ольга Николаевна.

Подобно Петру I, на которого он искренне старался походить, Николай Павлович старался научиться делать все, вплоть до того, что самонадеянно пытался управлять большим парусным судном нестандартных габаритов «Россия», которое было построено с некоторыми изменениями в плане по высочайшей воле^{1851}. В основах морского дела он, судя по всему, разбирался. Однако его непрофессионализм мог поставить в затруднительное положение командира и команду корабля. Это был 120-пушечного класса корабль (вооруженный 128 орудиями) длиной 208 футов и шириной 55 футов 8 дюймов, спущенный на воду в Новом Адмиралтействе 5 июля 1836 года^{1852}. За его громоздкость и неуклюжесть моряки называли его «коровой». Когда, взяв рупор, император стал лично командовать рискованным для остойчивости корабля поворотом, командир «России» В. А. Шпеер заранее подстраховался и шепотом передавал свою команду через стоящего сзади него экипажного адъютанта. Команда знала, что делать, и маневр кончился благополучно. Обращаясь тогда к А. С. Меншикову, известному своими меткими словцами, Николай Павлович с некоторой рисовкой сказал: «Морского дела не изучал, а Россию повернуть могу»^{1853}.