Николай I

В походных записках Ф. П. Фонтона рассказывается о похожем случае, произошедшем 29 июня (11 июля) 1828 года под Басарджиком. Тогда в сильнейший зной солдаты столпились у двух фонтанов, стараясь добыть воды. Когда Николай Павлович услышал шум, он вышел из палатки: «Несколько приветливых слов заставили солдат радушно и единодушно закричать свое: «Рады стараться!» — Но в это время государь, обращаясь назад, чтобы дать приказание завесть очередь у фонтана, увидел другое зрелище. Около другого навеса близ царской палатки стояли вельможи, русские и европейские, попивая замороженное шампанское с зельтерской водою. Ты знаешь, как царь воздержан в отношении нужд материальной жизни, как мало он имеет потребностей, и ты можешь себе представить, какое на него сделало впечатление контраст между страданиями бедных солдат и невоздержанностью господ придворных. Видя там послов и посланников, государь не делал замечания, но он призвал коменданта Главной квартиры Бенкендорфа и строго приказал, чтобы этого впредь не было»^{1859}.

О нравственных качествах Николая Павловича современники высказывают полярно противоположные мнения. «Он был страшно жесток, — пишет Л. Ельницкий, — но любил, чтобы его считали справедливым и добрым»^{1860}. О «бездушии» императора сообщал А. И. Герцен^{1861}. А вот по свидетельству мемуаристки М. А. Цебриковой (дочери вице-адмирала А. Р. Цебрикова и племянницы декабриста H. Р. Цебрикова), ее отец считал Николай Павловича «образцом великодушия и справедливости»^{1862}. Николай Павлович не был чужд состраданию на бытовом уровне. Он мог, например, выступить в роли мецената при оказании помощи пострадавшим от пожара на Васильевском острове в 1831 году, проявить гуманность по отношению к пленным полякам или англичанам, подарить шинель нуждающемуся учителю, позаботиться о пострадавшем при столкновении с его санями извозчике, при дорожной аварии под Чембаром настоять, чтобы первую медицинскую помощь оказали пострадавшему более него лакею.

Николай Павлович был человеком своего времени и по-своему заботился о солдатах, хорошо зная их повседневные нужды. На основании упорядоченного устава о рекрутской повинности 1832 года срок службы солдат в действительной армии был сокращен с 25 (в гвардии служили 23 года) до 20 лет, а довольствие, выплачиваемое нижним чинам, увеличилось в 9 раз. В 1849 году нормы выдачи мяса были увеличены до 84 фунтов в год на каждого строевого солдата (это почти 100 граммов в день) и 42 фунта на нестроевого. Ранее даже в гвардии выдавалось всего 37 фунтов. Особое внимание император уделял госпиталям, число которых к 1851 году удвоилось, достигнув 189. Естественно, солдатская лямка оставалась нелегкой. Как пишет М. М. Бородкин, «учить было тогда синонимом бить. От искрометных кулаков (костяшек) душа солдатская уходила в носки и пятки; громили по спине, шее, скулам. Увесистые пощечины в счет не брались…»^{1863}.