Государь шел своим быстрым шагом по аллее парка. В эту минуты бросившийся на встречу императору часовой преградил ему путь. Николай II удивленно развел руками и двинулся в другом направлении. Появился другой часовой, велевший царю повернуть назад. В следующую минуту монарха окружило шесть солдат. Вырубова была возмущена: "Мы были готовы сгореть от стыда за нашу бедную родину. В саду, около самого Дворца, стоял Царь всея Руси, и с ним преданный друг его, князь Долгоруков. Их окружали шесть солдат, вернее, шесть вооруженных хулиганов, которые все время толкали Государя то кулаками, то прикладами, как будто бы он был какой-то преступник, приказывая: "Туда нельзя ходить, господин полковник, вернитесь, когда вам говорят!" Государь совершенно спокойно на них посмотрел и вернулся во Дворец". Молча наблюдая за этой сценой из окна, императрица лишь сжимала руку Лили Ден. "До сих пор я не понимала, что такое мертвая хватка революции, - писала Лили. - Но увидев, что российский император, владения которого простираются на тысячи верст, может гулять в своем собственном парке лишь на пятачке в несколько метров, я это поняла со всей отчетливостью".
Однако полный бурных событий день был еще впереди. Под вечер в ворота парка ворвались три броневика, облепленные революционными солдатами из Петрограда. Спрыгнув с бронеавтомобилей, они потребовали выдачи им Николая Романова, который, согласно единодушному решению Петросовета, должен быть заключен в Петропавловскую крепость. Охрана дворца не стала препятствовать прибывшим, но на выручку бывшему монарху пришли офицеры, преградившие незванным гостям вход во дворец. Получив отпор, революционные солдаты пошли на компромисс. Бенкендорф нехотя согласился "предъявить" им государя. "Найдя императора в детской среди больных детей, - вспоминал престарелый граф, - я уведомил государя о том, что произошло и упросил его спустится вниз и медленным шагом пройтись по коридору... Четверть часа спустя он так и сделал. Тем временем комендант дворца, офицеры охраны... и я встали в конце коридора, чтобы оказаться между государем и ворвавшейся толпой мятежников... Коридор был ярко освещен, император медленно проходил от одной двери к другой, и главарь заявил, что он удовлетворен "предъявлением". Теперь он сможет успокоить тех, кто его прислал, сказал он".
После того как броневики с грохотом скрылись во мраке ночи, судьбе было угодно завершить этот роковой день еще одним мрачным эпизодом. Морис Палеолог так описывает это событие:
"9/22 марта вечером гроб Распутина был тайно перенесен из царскосельской часовни в Парголовский лес, в пятнадцати верстах от Петрограда. Там на прогалине несколько солдат под командой саперного офицера соорудили большой костер из сосновых ветвей. Отбив крышку гроба, они палками вытащили труп, так как не решались коснуться его руками, вследствие его разложения, и не без труда втащили его в костер. Затем, все полили керосином и зажгли. Сожжение продолжалось больше шести часов, вплоть до зари. Несмотря на ледяной ветер, на томительную длительность операции, несмотря на клубы едкого, зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков всю ночь толпами стояли вокруг костра, боязливые, неподвижные, с оцепенением растерянности наблюдая святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика "старца", друга царя и царицы, "божьего человека". Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом". Все случилось так, как предсказал "старец", заявивший, что его убьют, и тело его не оставят в покое, а предадут огню, прах же развеют по ветру.
Горстка преданных царской семье людей, которые остались во дворце, чувствовала себя, по словам Вырубовой, словно потерпевшие кораблекрушение. Группу эту, кроме самой Вырубовой и Лили Ден, составляли граф Бенкендорф с супругой, князь Долгоруков, две фрейлины - баронесса Буксгевден и графиня Гендрикова, наставник царевича Пьер Жильяр, оберлектриса государыни мадемуазель Шнейдер, врачи Боткин и Деревенко. Оба доктора выбивались из сил, чтобы вылечить великую княжну Марию Николаевну, у которой к кори прибавилась еще и пневмания. Доктор Острогорский, детский врач, много лет обслуживавший царскую семью не захотел больше приезжать из Петрограда под тем предлогом, что "дороги слишком грязны".