Николай II. Отречение которого не было

Милюков также указывал, «что судьба императора и императрицы остается при этом нерешенной — вплоть до вмешательства «лейб-гвардейцев», как это было в XVIII в.»[352].

В другом месте Милюков говорил «о принудительном отречении царя и даже более сильных мерах»[353].

Не нужно пояснять читателю, что такое «вмешательство лейб-гвардейцев по примеру XVIII-ro века». Убийства императоров Петра III и Павла I являются лучшими примерами подобного «вмешательства».

Мельгунов в своих исторических исследованиях указывал на план цареубийства по примеру 1801 года: «Речь шла о заговоре в стиле дворцового переворота XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и цареубийства»[354].

Профессор Ю. В. Ломоносов, бывший во время войны высоким железнодорожным чиновником и по совместительству активным агентом революции, писал в своих воспоминаниях: «Удивительно то, что, насколько я слышал, это недовольство было направлено почти исключительно против царя и особенно царицы. В штабах и в Ставке царицу ругали нещадно, поговаривали не только о её заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»[355].

Воспоминания Милюкова полностью опровергают слова Гучкова о том, что переворот готовился только его, Гучкова, «тройкой». Милюков прямо говорит, что руководство «Прогрессивного блока» изначально было посвящено в замысел заговора.

«Блок исходил из предположения, — вспоминал Милюков, — что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство до его совершеннолетия — великому князю Михаилу Александровичу. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю. […] Не помню, к сожалению, в какой именно день мы были через М. М. Федорова приглашены принять участие в совещании, устроенном в помещении Военно-промышленного комитета. Помню только, что мы пришли туда уже с готовым решением, и, после обмена мнений, наше предложение было принято. Гучков присутствовал при обсуждении, но таинственно молчал, и это молчание принималось за доказательство его участия в предстоявшем перевороте. Мы ушли, во всяком случае, без полной уверенности, что переворот состоится, но с твердым решением, в случае если он состоится, взять на себя устройство перехода власти к Наследнику и к регенту»[356].