Николай Коняев. Два лица Власова.

— Несмотря на то что русские части во Франции разрознены и разбиты, я считаю своим долгом еще

раз подчеркнуть необходимость собрать их и реорганизовать…

— Конечно, конечно. Это, само собой разумеется… [229]

— Эти ваши слова я принимаю с благодарностью к сведению, но одновременно принимаю их как

обещание прекратить распыление национальных русских сил в Германии. Если мы хотим победить

Сталина, то это будет невозможно, если и дальше «восточное министерство» будет делать что ему

заблагорассудится, разбивая наши силы на разные сепаратистские группы и комитеты. Эти группы

управляются честолюбивыми людьми, которым все равно, что они ведут людей бороться за чужие

интересы… Если нам удастся добиться освобождения России, то само собой разумеется, что там,

именно в России, будет предоставлена возможность украинцам, кавказцам и другим решить, хотят ли

они, чтобы их государства стали независимы, или они желают остаться членами великой России. Я

почти уверен в исходе подобного выбора и в том, что те силы, которые при помощи «восточного

министерства» и других немецких учреждений уже заранее пытаются оторвать национальности от

великой России, ни в коем случае не найдут отклика среди самого народа этих частей моей родины.

Наш народ понятия не имеет о созданных здесь своих «вождях». Национальные республики уже

давно соединены в экономическом плане всерусской государственности. Это мое убеждение.

Конечно, я могу ошибаться, но, во всяком случае, мы должны начинать с этой платформы:

совместной, честной борьбы против Сталина, за свержение его режима… Мне известно, господин

министр, что вашей главной идеей является новая Европа и что ваши эсэсовские части состоят из

представителей разных европейских народов. Они сегодня борются плечом к плечу, дружно, без

споров. Будущий же, новый порядок можно создать только тогда, когда победа будет достигнута.

Если я при вашей помощи смогу свергнуть Сталина и его режим, то я знаю, что за эту услугу в

будущем мне придется принести некоторые жертвы. Возможно, что когда–нибудь мы станем перед

проблемой уничтожения старых границ и начертания новых. Возможно, что в будущей «общей

Европе» Украина станет равноправным членом, но она при этом не сделается сепаратистской частью

России. Но обо всем этом мы будем говорить только после совместно достигнутой победы, на

принципах взаимопонимания и полного равноправия.

Д'Алькэн вспоминал, что в этот момент разговор поднялся к критической черте. Власов попытался

перебросить мост через непроходимую, как казалось на (первый взгляд, пропасть — гиммлеровскую

идею о германизации востока.

— Господин министр, — сказал Власов. — Если вы искренне стремитесь к победе, то вы должны

снять с меня запрет вести разговоры с представителями так называемых националов». Вы имеете

власть это сделать. Вы можете все разрозненные силы объединить на базе предположительного

федерализма, которая существовала бы на протяжении всего времени [230] борьбы с коммунизмом. В

общем, я не могу от вас скрыть, что я пережил столько разочарований, что я больше не хочу тратить

силы на бесцельную, ненужную борьбу одних против других. Я стремлюсь к тому, чтобы прямые

переговоры вести только с одним немецким авторитетом…

Гиммлер слушал не перебивая.

— Здесь, рядом со мной, сидят два человека, с которыми вы познакомились, — ответил он, не

задумываясь. — Группенфюрер Бергер будет заменять меня во всех вопросах, касающихся вас. С ним

вы будете тесно сотрудничать. Кроме того, я назначу доктора Крэгера связным…

— Благодарю вас, господин министр. Я даже не рассчитывал на это. Но я еще не кончил… Я должен

затронуть еще некоторые факты. Дело касается моих соотечественников, находящихся на работах в

Германии. Вы опасаетесь, что включение их в ряды освободительной армии нанесет удар немецкой

промышленности?

— Да!л — сказал Гиммлер. — Поверьте, что я много думал, много наблюдал за этими людьми.

Должен признаться, что мы поражены. Эти люди превзошли все наши ожидания. Случаев саботажа

не так уже много, как мы предполагали.

— Господин министр, если мои соотечественники будут знать, что они работают не для чужой

страны и чужих стремлений, никакого саботажа не будет. Если мы рассеем их сомнения насчет

честности намерения Германии освободить их родину, они будут работать больше, лучше,

жертвенно. Кроме того, наша победа над Сталиным лежит не в одном формировании

освободительной армии, айв создании единого политического центра, который будет иметь право

обнародовать программу нового строя на родине.

— Об этом мне уже было сообщено, у меня есть общее представление о центре, так же как и об

освободительной армии. Я предполагаю, что вы одновременно будете и главой этого центра…

— Если мы уделили сегодня столько времени всем вопросам, то я прошу разрешения дать мне

возможность доложить вам об уже разработанных планах для армии и для правительства, которые

мы сначала из осторожности назовем «комитетом», — сказал Власов и дал знак своему адъютанту

принести карту.

— Спасибо! — проговорил Гиммлер. — Я отдам приказ просмотреть ваши предложения…