двойного купола с таким расчетом, что сквозь проемы внутреннего свода можно было видеть лишь
роспись на своде наружном, в то время как непосредственные источники света — окна —
оказывались скрытыми от глаз. Сам автор, рассказывая о характере освещения интерьера, в подписи
под чертежом поясняет назначение этой конструкции следующим образом: «...по причине климата не
можно было сделать по примеру Пантеона открытый свод, придающий зданию отменное величество,
сие принудило сделать два свода, из коих первый, имеющий в середине отверстие и двенадцать
сквозных нишей, открывает другой свод, на котором написанные в облаках небесная слава и
двенадцать апостолов, освещенные ярким светом посредством двенадцати невидимых изнутри окон,
изображают открытое небо, чрез которое, однако, ни дождь, ни снег идти не могут».
Двойной купол, придававший зданию, по словам Львова, «отменное величество», полюбился
автору, и он неоднократно применял его впоследствии.
Вид собора в Могилеве. Рисунок Н. А. Львова (?).
Украшению собора немало содействовали росписи и иконы, выполненные другом архитектора —
замечательным русским художником Владимиром Лукичом Боровиковским, который и впоследствии
не раз сотрудничал с Николаем Александровичем. При постройке собора в Могилеве Львов
тщательно подбирал людей, которым предстояло осуществить его проект, — по его инициативе в
качестве «каменных дел мастера» начал здесь свою работу приехавший в 1784 году из Шотландии
Адам Менелас.
После одобрения проекта Львов был послан в Могилев, «чтобы удобство собора с
местоположением согласить». В процессе этих «согласований» автор разработал проект застройки и
оформления городской площади около собора, другими словами, вплотную подошел к решению
градостроительных вопросов, к проблеме архитектурного ансамбля.
В том же 1780 году Львов создал новый талантливый проект, теперь уже предназначенный для
столицы. Речь идет о величественных Невских воротах Петропавловской крепости, издали
привлекающих взгляд всякого, кто находится на Дворцовой набережной, пересекает Неву зимою по
льду или следует мимо по воде. Приступая к решению этой, на первый взгляд, скромной задачи,
архитектор оказался в гуще градостроительных работ, производившихся в те времена.
По Неве без конца сновали различной величины парусные суда и лодки, перевозившие людей из
одной части города в другую. Горожанам нужны были пристани — чем чаще, тем лучше, и великое
множество их с момента основания города располагалось вдоль реки. Уже в течение многих лет на
глазах молодого архитектора невские берега «одевались» в гранит.
Пристани, возникшие хаотично в силу насущной необходимости, во второй половине столетия
приобрели регулярный характер и вместе с набережными «оделись» в гранит. Строгая линия
каменного парапета набережных ритмично прерывалась, давая место пластично округленным
спускам-причалам.
А на противоположном берегу Невы возвышались все еще кирпичные, местами уже
выветрившиеся стены крепости. Такое зрелище разрушало впечатление парадности и величия. Нева
была основным «проспектом» города на островах, а Дворцовая набережная — средоточием дворцов,
любимым местом прогулок знати и иностранцев. Поэтому после соответствующего указа «об
обложении гранитом» стен крепости, обращенных к Неве, в 1779 году под руководством инженера Ф.
В. Бауэра и начались облицовочные работы. Первыми были «одеты камнем» центральный
Екатерининский бастион и прилегающие к нему куртины. Незадолго до этого была.перестроена в
камне пристань перед старыми Невскими воротами, одна из главных в то время пристаней города.
Гранитная причальная площадка с тремя широкими лестницами, вынесенная далеко в реку,
соединялась каменным трехпролетным мостом с крепостными воротами. Эти ворота, расположенные
напротив Дворцовой набережной, почти в центре крепостной стены, не гармонировали ни с чеканной
кладкой гранитных блоков стен, ни с великолепной пристанью.
Старые ворота, обрамленные плоскими пилястрами, были недостаточно выразительны и с
противоположного берега — Дворцовой набережной — плохо видны. А между тем именно с ними
была связана патриотически приподнятая официальная церемония торжественного спуска на воду
хранившегося в крепости ботика Петра I — «дедушки русского флота». Впервые эта церемония
состоялась 30 августа 1724 года по случаю заключения мира со Швецией. И впоследствии по
торжественным дням ботик через Невские ворота выносили на пристань, под гром пушечных залпов
и военного оркестра помещали на большое судно и отвозили к Александро-Невскому монастырю.