Николай Негорев или благополучный россиянин.

Такие сцены повторялись очень часто, а потому я приобрел уже достаточный навык удерживать эти порывы кошачьей страсти, и на этот раз без особенного труда успокоил и усадил Анниньку опять на скамейку.

-- Выслушай меня. Если я женюсь на другой, я не буду твоим любовником,-- сказал я.

Но Аннинька решительно не хотела слушать меня. Институтское воспитание сделало ее такой, что она, находясь один на один с мужчиной, вполне теряла разум и не помнила себя.

"Нет, это не жена",-- подумал я.

-- Ты -- мой царь, мой бог,-- говорила между тем она, скрежеща зубами.-- Я молюсь на тебя...

Она перекрестилась и рванулась, чтобы поцеловать меня, но я удержал ее и, порядочно рассердившись, проговорил:

-- Я больше не знаю тебя. Слышишь, между нами все кончено.

Аннинька захрустела зубами, кажется вовсе не понимая значения моих слов.

-- Понимаете,-- повторил я,-- между нами все кончено, и мы больше никогда не увидимся один на один. Пойдемте, я провожу вас к нам.

Я ожидал, что моя холодность произвела надлежащее впечатление, и вежливо поклонился, думая, что все кончено и остается только соблюдать официальную любезность с дамой. Но я сделал большую оплошность. Аннинька схватила меня за горло и начала душить своими гибкими пальцами.

-- Я тебе перегрызу горло,-- шипела она, стараясь вцепиться во что-нибудь своими зубами.

Я не без усилия оттолкнул ее и схватил под руку, чтобы вывести из беседки, соображая, что страстный пароксизм скорее пройдет на чистом воздухе. Аннинька без сопротивления пошла со мной, но не успокоилась.

-- Я сделаю хуже,-- тиская зубами и до крови кусая губы, шипела она,-- я найду других...

-- Мне совестно слушать эти мерзости,-- сказал я.

-- Ты их увидишь!

Аннинька ущипнула меня так, что я невольно вскрикнул. Но я не выпустил ее руки и насильно вытащил ее на главную аллею, где уже был народ, и она немного успокоилась, однако ж не переставала злорадно раздражаться, говоря такие цинические вещи, которые мне приводилось в первый раз слышать. Нечего и говорить, что, придя домой, я был очень рад, что наконец избавился от этих бешеных сцен.

-- Помните, что все кончено,-- шепнул я, провожая ее к сестре.

Аннинька, однако ж, не располагала, как видно, кончить на этом и не дальше как вечером устроила при мне сцену с Малининым. Бедняк совсем ошалел и, ничего не понимая, решительно не знал, что предпринять в то время, как Аннинька целовала его и душила в своих объятиях. Он выставил на вид довольно важный резон, что сердце его принадлежит уже другой, а потому он не может любить никого больше, но она до тех пор мучила его, пока Малинин не показал тыла, обратившись в позорное бегство.

Вечером я долго не мог заснуть и был рад, когда пришел Андрей с какими-то рассказами о Стульцеве, решительно объявляя, что созвучие "Stultus" {Глупый (лат.).} и Стульцев не может быть объяснено простой случайностью. Но и после ухода Андрея я долго еще ворочался в постели, думая об Анниньке и Софье Васильевне. Мне было с небольшим двадцать лет, я очень мало знал женщин и, блуждая в миллионе незнакомых сомнений, естественно, должен был чувствовать немалое затруднение.

Утром я проснулся очень рано, торопливо оделся и, не дожидаясь чая, отправился к Софье Васильевне.

Не было еще девяти часов, и она только что встала. Я хорошо обдумал, как нужно вести себя, и не чувствовал ни малейшей неловкости, но Софья Васильевна смутилась до последней степени, так что, когда я, наклонившись, поцеловал ее в темя, она слегка вздрогнула.

-- Нам придется поговорить довольно подробно,-- сказал я, взяв ее за руки и усаживая на стул. По лицу ее разлился широкий румянец, глаза блестели кротким участием. Она, казалось, не могла и не хотела говорить.

-- Согласны ли вы быть моей женой?--спросил я, пожимая ее маленькую ручку.

-- Да, но подождите, дайте мне немного вздохнуть! -- с своей больной улыбкой сказала она, слегка коснувшись своими тонкими пальцами моей руки.

-- Месяца через два,-- сказал я,-- я выдержу экзамен, и мы тогда можем обвенчаться. Поцелуемтесь.

Софья Васильевна с улыбкой подняла голову, и мы поцеловались, если можно так сказать, рассудительным поцелуем, вовсе непохожим на бешеные институтские лобызания Анниньки. Мне очень понравилось в невесте отсутствие всякого нахальства страсти и разнузданности чувств. Я пожал ей руку и сказал, что мы будем счастливы.

-- Знаете что, напьемтесь чаю и пойдемте куда-нибудь отсюда,-- с живостью сказала она мне.-- Моей веселости тесно в этой комнате. Я хотела бы увидать Лизу и сказать ей все: она будет рада,

-- Пойдемте к нам.

-- Да. Знаете, я хотела так устроиться, чтобы не переезжать даже из этой комнаты к своему мужу и жить по-прежнему на свой счет, но...

-- Но... все это глупости,-- сказал я.-- Постараемся быть счастливы, как удастся, без теорий.