Николай Негорев или благополучный россиянин.

Наконец нумер был почти совершенно готов и чистенько переписан Малининым на лучшей министерской бумаге по шести гривен за десть. Состав его был следующий: 1) Два брата, повесть Николая Негорева, 2) Смерть, стих. Сергея Оверина, 3) Значение Белинского, статья Владимира Шрама, 4) Колесо, стих. Николая Лебедева, 5) Язык животных, статья первая Сергея Грачева, 6) Смесь: "Замечательное из недавно прочитанного" -- Николая Лебедева; "Гипотеза о втором пришествии" -- Якова Протопопова.

Когда толстенькая тетрадка нашего журнала была вполне готова, виньетка превосходно разрисована и точно обозначены, на основании закона, место печатания -- в типографии Малинина, фамилии редакторов-~ того же Малинина и Николая Негорева -- и подписано: печатать дозволяется, но с тем, чтобы по отпечатании было представлено в цензурный комитет узаконенное число экземпляров -- "цензор С. Грачев",-- когда все это было совершено, мы преподнесли первый нумер "Опыта" на просмотр Ивану Иванычу.

На другой день он принес наш "Опыт", забегал по классу и залпом произнес свой приговор:

-- Конечно, monsieur Негорев, у вас еще нетверда рука... Очень хорошенькое стихотворение Оверина. Впрочем, я не советовал бы особенно увлекаться стихотворной формой; об ученых статьях я ничего не скажу, а уж гипотеза о втором пришествии -- я не знаю, что это такое.

Эта гипотеза была действительно такой удивительной вещью, что даже наша невзыскательная редакция не вдруг решилась ее поместить в журнал; но так как автор жил на квартире у Ивана Иваныча, мы сочли не совсем удобным отказать ему. По предположению Протопопова, второе пришествие должно совершиться очень нескоро, так как на небе есть бесчисленное множество планет, населенных такими же грешниками, какими были древние евреи, греки и римляне. Иисус Христос, просветив римлян, евреев и греков на земле, по мнению автора, не может оставить грешников других планет непросвещенными, и если он на каждой планете будет проводить по столько же лет, сколько прожил на земле, то второе пришествие не может воспоследовать раньше 35 миллионов лет, даже считая число планет равным всего только одному миллиону.

После того как "Опыт" освятился таким образом, побывав в руках Ивана Иваныча, мы отнесли его в библиотеку и положили для всеобщего сведения рядом с настоящими журналами и газетами. Им тотчас же завладел Оверин и, несмотря ни на какие просьбы, не отдал его до тех пор, покуда не дочитал до конца. После этого "Опыт" был прочитан торжественно вслух при многочисленном стечении слушателей и заслужил всеобщее одобрение.

-- Ничего, брат, ловко,-- одобряли авторов скромные люди, не читавшие ничего, кроме учебников.

-- Слог недурен, и идея есть,-- тоном знатоков говорили завзятые посетители библиотеки.

"Опыт" вышел в субботу. На другой день, в воскресенье, напившись чаю, я вошел в библиотеку и застал там брата. В последнее время мы совсем перестали ходить к Шрамам, так как по праздникам в библиотеку приходило много своекоштных и у нас в пансионе было очень весело. Андрей все воскресенья проводил в гимназии; он сошелся почти со всеми на ты, сделался совершенно своим человеком и даже обедал и ужинал с нами.

Теперь брат сидел в библиотеке над развернутой тетрадью "Опыта", курил папиросу и напевал солдатскую песню, которую кадетские патриоты считали очень смешной:

За святую Русь вперед

Двинемтесь рядами:

Зейденштюкер нас ведет,

И Цурмиллен с нами!

-- Ты это меня, что ли, убийцей выставил?-- спросил Андрей.

-- Вовсе нет. Нужно же было как-нибудь провести идею.

-- Знаю я -- идею! Ишь! себя благонравным живописцем выставил, а меня убийцей!

Брат начал смеяться и не замечал, что Оверин его тащит за руку.

Наконец последний, потеряв терпение, ткнул его кулаком в бок.

-- Что? -- обернулся Андрей.

-- Мне нужно с вами поговорить.

Я вообще не любил разговаривать с братом при посторонних и был очень рад, что Оверин утащил его от меня в коридор. Там они начали прохаживаться, причем Андрей, к всегдашнему негодованию Оверина, не терпевшего никаких ласк, старался повиснуть на его руке и прижаться к нему как можно ближе..

-- Так отделаешь их, отделаешь?-- с восторгом говорил он, тормоша сонного Оверина.

-- Ах, оставьте меня, пожалуйста! -- брыкался тот.

-- У нас к воскресенью будет готово? да?

-- Да,-- объявил Оверин.

Он самым решительным образом оттолкнул от себя Андрея и пошел в столовую.

В следующее воскресенье с появлением Андрея появился в библиотеке сюрприз: новый журнал. Рукопись его сохранилась у меня, и, просматривая теперь чистенькую тетрадку, переписанную рукой Бенедиктова, мне живо припоминается то невозвратимое время, когда мы все были вместе, и сердце мое сжимается грустью, как будто сейчас только простился со мной и уехал навсегда любимый, дорогой человек.. Чувствуется печальное бессилие возвратить или заменить чем-нибудь минувшее.