Николай Негорев или благополучный россиянин.

-- Нет, гимназический -- это слишком частно, слишком узко: интересы узки. Лучше просто -- "Опыт". Статьи разных авторов уж, конечно, придется переписывать в одну тетрадку. Об этом озаботятся редакторы. Они также, должны наблюдать за орфографией. Я бы полагал разделить журнал на отделы: беллетристика, критика и смесь. В критике можно бы помешать разборы новых журнальных повестей, а в смеси -- разные мелкие статьи. Можно помещать и стихотворения. Из вас, господа, никто не пишет стихов?

Не дожидаясь ответа на этот нескромный вопрос, Иван Иваныч продолжал бегать по классу и тараторить о том, как должно вести новый журнал. Рассказы и повести, по его мнению, не должны были иметь предметом исключительно гимназический быт; в смеси он советовал не помещать чего бы то ни было, отзывающегося сплетней и личностью, и при этом несколько раз повторил, что он "умывает руки" и предоставляет ведение журнала на полную нашу ответственность.

Все мы очень горячо приняли предложение Ивана Иваныча и почти весь остальной день только и толковали о журнале.

-- Ты купи министерской бумаги; знаешь, по шести гривен десть, а я уж перепишу,-- говорил мне Малинин.

-- Я вам напишу о значении Белинского, в критику,-- покровительственно заявлял Володя.

-- У меня тоже есть на примете кое-что,-- конфиденциально радовал редакцию Грачев.

-- А вы, Оверин, не напишете что-нибудь?-- спросил я.

-- Не знаю; мне некогда,-- угрюмо отвечал он.

Когда через несколько дней, все поуспокоилось и я начал соображать, чем мы наполним первый нумер, оказалось, что редакция чересчур изобиловала учеными сотрудниками и терпела большой недостаток в беллетристах. Из поэтических произведений не было ничего, кроме небольшого стихотворения, похищенного Малининым у Оверина, которого я упросил уступить этот плод его невинной музы первому нумеру "Опыта". Как теперь помню, в стихотворении говорилось: "Я лежал на траве и смотрел на небо; взгляд тонул в мягкой лазури, и думалось мне: что, если я оторвусь от земли и полечу в эту бездну? Как только я это подумал, земля перестала держать меня на своем магните, и я полетел в воздух. Вот уже прошло сто лет, а я все лечу, прошла тысяча лет, а я все лечу, не видя под собой дна бездны. Я лечу день и ночь в чистом утреннем воздухе, вдали от земных дел. Хорошо лететь". Стихотворение было названо "Смерть", но, при всей его прелести, довольствоваться им одним для беллетристического отдела было невозможно. Я предложил было Грачеву написать какой-нибудь рассказ, но он с важностью ответил мне, что эти пустячки не его дело и что он занят весьма серьезной ученой статьей о языке животных. Я привязался к Малинину, чтобы он, как редактор, непременно написал к первому нумеру повесть.

-- Что же я напишу? Ты уж лучше сам напиши, тебе ловчее,-- жалобно отнекивался Малинин.

Не знаю, ловчее ли мне было писать повести, чем Малинину, но делать было нечего, я решился украсить первый нумер "Опыта" своим собственным художественным произведением. Какую же идею выбрать для повести? "Бедность -- не порок"? -- старо. "Семеро одного не ждут"? "Хлеба край -- под елью рай, хлеба ни куска -- везде тоска"? -- пошлый материализм. Что бы такое? "У семи нянек дитя без глаза"? "Доброму вору все впору"? Глупо, и идея подлая... Я перебрал все пословицы и все-таки не нашел такой идеи, которую бы стоило развить в повести моего сочинения. Не знаю, каким родом, но только после долгих и глубоких соображений мне пришла в голову счастливая мысль показать в повести, что никакие усилия не могут сломить природной склонности к чему-нибудь, или, как говорят, призвания. Я радостно потер руками, и в мыслях у меня мелькнуло хорошее заглавие: "Как волка ни корми, он все в лес глядит".

Но как доказать эту идею? Выставить двух братьев: одного, положим, склонного... к чему? Ну, к музыке, а другого -- к живописи. Родители не поняли их склонностей и хотят сделать из музыканта живописца, а из живописца музыканта. Ну, тут их страдания, и наконец они погибают. Отлично!

Я сообщил счастливую идею своей повести Грачеву.

-- Ничего, идея так себе, порядочная,-- одобрил он, и я решился немедленно приняться за работу.

"Вася и Николя играли в саду. "Какой прекрасный вид!" -- сказал Вася, вглядываясь вдаль. "Прислушайся, Вася, к блеянию овец -- тут есть своя высокая музыка!" -- воскликнул Николя".