Николай Негорев или благополучный россиянин.

После этого шли мелкие известия, вроде этого: "Тула. Местные мастеровые озабочены приготовлением сковороды, которую будет лизать в аду известный клеветник Николай Негорев, оклеветавший своего родного брата" и проч. и проч.

За мелкими известиями идет длинная статья Оверина, названная "Здравый смысл", где он предает последний мучительному распятию и размышляет, так сказать, на вон-тараты. Тут есть доказательства, что взятки полезны, что воду в водку подливать очень хорошо, что Аскоченский {Аскоченский Виктор Ипатьевич (1820--1879) -- реакционный журналист и писатель, редактор "Домашней беседы".} -- очень умный человек, что Пушкин -- дурак, что самое лучшее быть сумасшедшим и проч, и проч.

"Вы меня считаете сумасшедшим,--говорит он в одном месте.-- Знаете ли вы, любезные баричи, что вы говорите мне такой комплимент, какого не могут выдумать во сто лет ваши слабые головки? Вы -- грязь, а все выделяющееся из грязи -- лучше грязи. Вы вода, а сумасшедший -- капля масла, плавающая сверху воды и не желающая с ней соединяться. Я горжусь, что вы признаете меня сумасшедшим, и гордился бы в мильон раз больше, если б знал, что я действительно сумасшедший".

"Как почтенен,-- говорит он в другом месте,-- отец семейства, берущий взятки! Он ведет борьбу с законом и приличиями,-- упорную борьбу, в которой он, может быть, изнемогает, но он счастлив при виде радости детей, для счастия которых жертвует своей репутацией и жизнью". "Вы, Николенька Негорев, не будете брать взяток, потому что не смеете: боитесь, что о вас скажут. Ваши дети будут умирать, а вы не возьмете взятки на том основании, что другие считают это пороком".

Журнал заключался двумя письмами в редакцию, сочиненными Андреем. Одно от старика чиновника Чернилкина, героя моей повести, сделавшегося жертвой убийства. Он объясняет, что жив и здоров и что Николай Негорев в своей повести гнусно наклеветал на бедного живописца за то только, что живописец нарисовал ему, Негореву, очень похожий портрет, который вместе с тем имел сходство с серо-яблочной лошадью какого-то поручика Анучина. В другом письме нянька Федосья убеждала читателей не верить Николаю Негореву, так как он сызмалолетства имел врожденную склонность к вранью и даже, играя в дурачки, всегда плутовал и обманывал ее, няньку, и своего честного и великодушного брата Андрея. В конце было помещено стихотворение "Подойник мне снился во сне", из Буренки, с коровьего языка перевел Сергей Грачев. Это была единственная фамилия автора, подписанная под статьей "Наблюдения": ни Оверин, ни брат не подписались, вероятно, соображая, что решительно все равно, тот или другой написал ту или другую нелепость.

Появление нового журнала возбудило большой фурор, и Андрей не мог успокоиться от хохота, с восторгом видя, как ругаются и отплевываются читатели.

-- Ну, что ж ты это написал? -- говорил ему обиженный Малинин.-- Когда я разбойничал? Я и в Муроме не был никогда!..

-- Черт знает, какая чепуха! -- сказал я, стараясь скрыть свою досаду.-- В заглавии сказано, что я -- убийца своего родного брата, а в сцене нет никакого убийства.

-- Ну, это сказано для красоты слога,-- засмеялся Андрей.

-- Вероятно, для красоты слога ты и это написал, что я у тебя постоянно беру в долг деньги и никогда их не отдаю. Ведь найдутся дураки, которые поверят твоим глупостям.

-- А пусть верят!

-- Это уж положительно бессовестно, тем более, что не я у тебя, а ты у меня берешь деньги и никогда их не отдаешь, точно так же, не я тебя, а ты меня хотел утопить,-- сказал я, совсем рассердившись.

Видя это, Андрей пришел в величайший восторг и залился самым веселым хохотом. Я даже плюнул и чуть не попал на Грачева, который в это время подошел к нам.

-- Не подумайте, что я сержусь на шутку,-- сказал он брату,-- я смеялся, как Пальмерстон, читая остроты на свой счет в "Понче". {"Понч" -- английский юмористический журнал.}

-- Вот как! и в "Понче" даже острят на ваш счет! -- сказал Андрей, но Грачев не слушал его, так как в это время пришел Оверин, которого автор "Языка животных" не мог терпеть всеми силами своей львиной души.

-- Ну, батенька, какую вы тут бесстыдную дичь нагородили! -- сказал Грачев, подскакивая к Оверину.

-- А вам обидно? -- равнодушно спросил Оверин, усаживаясь читать газеты.

-- Нисколько! Разве можно обижаться глупостями! -- принужденно рассмеялся Грачев.-- Я сейчас говорил вот ему, что вовсе не обижаюсь на его шутку... Но все-таки я скажу, что вы написали ужаснейшую чепуху; должно быть, это у вас как-нибудь со сна случилось?

-- Со сна? -- невнимательно повторил Оверин и погрузился в чтение газеты.

-- А! вот и вы! Прочтите-ка, батенька, прочтите-ка! -- подскочил Грачев к только что вошедшему Володе, подавая ему тетрадь "Наблюдения".