Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

В предварительных беседах с Солсбери Игнатьеву удалось убедить министра в эффективности предлагаемых им мер. Солсбери, ознакомленный послом с истинным положением христианского населения в Османской империи, отрешился от своего предубеждения против российской политики и признал необходимость кардинальных перемен в провинциях. Как писал Игнатьев Горчакову, возражения министра касались в основном создания единой Болгарии. Он предлагал разделение ее на две провинции с христианскими губернаторами во главе, избранными во второстепенных государствах Европы. Солсбери возражал против временной иностранной оккупации Болгарии с целью гарантии проведения реформ. «На лорда Солсбери, – писал Игнатьев, – произвело очень сильное впечатление мое изложение, доказавшее невозможность оказать хоть какое-нибудь доверие турецким властям. Он просил меня оставить ему копию[519], которую рассчитывал послать в Лондон, признаваясь с волнением, что ни один английский министр не мог бы остаться бесчувственным перед доводами этого документа. Что же касается его самого, то он признает, что мы поддерживаем правое дело»[520].

Игнатьев, проявив гибкость, не стал настаивать на плане-«максимум» и тут же представил британскому министру свой план-«минимум», с которым Солсбери и согласился. Не вызвали у него особых возражений предложения Игнатьева об «исправлении» границ Сербии и Черногории, а также о предоставлении местной автономии Боснии и Герцеговине.

Солсбери и Игнатьев произвели друг на друга хорошее впечатление. В письме к родителям от 25 ноября 1876 г. Игнатьев отмечал: «Солсбери произвел на меня самое приятное впечатление. Он умный, дельный, энергичный и образованный человек. Эллиот силится его натравить на меня. Судя по словам Солсбери послам, я тоже произвел на него благоприятное впечатление. Он представлял меня в совершенно ином свете, как ему представили в Лондоне»[521].

Успешные переговоры с Солсбери удостоились «высочайшего одобрения» действий Игнатьева, сообщал ему Гирс.

По просьбе последнего посол в переговорах с английским министром затронул и среднеазиатскую тему. Наступление русских в Средней Азии чрезвычайно раздражало Англию. России же было важно успокоить ее в преддверии возможной войны с Турцией. Игнатьев сумел сделать это самым блестящим образом (тем более что военные действия в Средней Азии были действительно временно приостановлены). «Ваши переговоры с Солсбери по среднеазиатскому вопросу, – писал послу Гирс, – верх совершенства. Это все здесь сознают, и я горжусь тем, что возымел мысль поручить вам это важное для нас дело. Если Солсбери сохранит свой портфель, то оно может принять отличный оборот»[522].

На первом заседании конференции, которое открыл Савфет-паша, турецкие делегаты возражали против проведения широких реформ в провинциях и оповестили о принятии в Турции конституции, которая предоставляла политические права всем подданным Порты. Но это не произвело особого впечатления на делегатов, хорошо понимавших цену этой конституции. На втором заседании Шодорди зачитал согласованный заранее послами проект реформ, предлагаемый конференцией. Характерно, что австрийские представители не выступали против автономии Боснии и Герцеговины, хотя между Петербургом и Веной был уже решен вопрос об оккупации провинций Австро-Венгрией в случае успешной русско-турецкой войны. Как писал С. С. Татищев, они «только приличия ради не противодействовали проекту, бывшему плодом полного подчинения Солсбери дипломатическому превосходству Игнатьева»[523]. Игнатьев же ничего не знал о ведущихся переговорах по заключению русско-австрийской конвенции, подписанной в Будапеште 3 (15) января 1877 г. Со стороны канцлера это был, конечно, предательский акт по отношению к послу. Горчаков боялся, что, узнав о согласии Петербурга на передачу Боснии и Герцеговины под австрийскую оккупацию, Игнатьев может поднять общественное мнение и сорвать подписание конвенции, обеспечивающей нейтралитет Вены в русско-турецкой войне.