Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

Но главный упор делался на заселении Уссурийского края, о чем Игнатьев составил также отдельную записку[170]. Он считал безотлагательным принятие мер по заселению приморской полосы преимущественно русскими и славянами с предоставлением им безвозмездно земли в общинную собственность, а сверх норм землеотвода – и в частную. Переселенцы на 20 лет освобождались от повинностей и получали другие существенные льготы. Нижний Амур Игнатьев предлагал заселить германскими колонистами, продавая им землю. Заселенная переселенцами территория должна была получить внутреннее общественное самоуправление.

Если предложения Игнатьева в части торговли и дипломатической службы были в основном реализованы, то с заселением края, важным в политическом и военном отношении, правительство не спешило.

В связи с 25-летием, а потом 40-летием Пекинского договора Игнатьев в своих устных и письменных выступлениях отмечал, что богатейший Уссурийский край находится в запустении. Те немногие переселенцы, которые поехали туда, вымирают, а их место занимает китайское население. На левом берегу Амура, отошедшем к России в 1860 г., действуют вполне официально китайские чиновники. Хорошие пути сообщения в крае, в том числе и планировавшаяся железная дорога, отсутствуют, а между тем еще в 1864 г. сибирские купцы предлагали ее соорудить за свой счет. В результате естественные богатства края эксплуатируются иностранцами – японцами, китайцами, американцами[171]. Игнатьеву тяжело было видеть, как плоды его трудов принесли столь малые результаты. Невнимание правительства к освоению края обернулось в итоге позорным поражением в русско-японской войне, потерей позиций на Дальнем Востоке, приобретенных усилиями многих русских патриотов, в числе которых имя Н. П. Игнатьева занимало не последнее место.

Глава 4 В Азиатском департаменте Министерства иностранных дел

После возвращения из Китая Игнатьев получил отпуск, который использовал для устройства личных дел и отдыха. Весну и часть лета 1861 г. он провел в тверских имениях отца, занимаясь размежеванием земель и составлением уставных грамот. Он объезжал деревни отца, леса и другие угодья, намечая раздел земли с крестьянами.

Согласно манифесту Александра II от 19 февраля 1861 г., крестьяне, освобожденные от крепостной зависимости, получали от помещиков усадьбы и полевые наделы за выкуп. Условия землеотвода фиксировались в уставных грамотах. В принципе к реформе Игнатьев относился положительно, но полагал, что следует с крестьянами размежеваться таким образом, чтобы оставить во владении отца наиболее «удобные» земли. Однако он встретил сопротивление крестьян. Как писал он отцу в апреле 1861 г., «крестьяне совершенно забыли оказанные им прежде милости и сбиваются совсем с толку соседями, указывая управляющему и даже мне на пример Глебова, который уже два года отпустил всех крестьян на оброк и все работы производит наймами, нанимая своих же крестьян себе в убыток»[172]. На передачу им неудобных угодий крестьяне не соглашались. Игнатьев также затруднялся относительно судьбы дворовых, которые не имели земли, не получили ее и не хотели уходить из усадеб. Многие дворовые мужики работали в Твери, но семьи с собой не брали.

Так и не решив крестьянских дел, Игнатьев уехал за границу. Работу по составлению уставных грамот он продолжил весной 1862 г. Серьезные разногласия с крестьянами вызвал вопрос о разделе леса. Игнатьев хотел сохранить право помещика на сруб всего леса, запретив рубить его крестьянам. Он опасался, что леса в последнем случае будут быстро вырублены. Однако крестьяне настаивали на своем. Пришлось составлять новые уставные грамоты с предоставлением крестьянам части леса. На этих условиях в апреле 1862 г. Игнатьев утвердил уставные грамоты в шести из десяти деревень. Остальные четыре грамоты были утверждены позднее.

Поездка Игнатьева за границу весной и летом 1861 г. была связана с его предстоящим новым назначением. Он побывал в Гамбурге, Париже и Вене. В Париже он встретился со своим старым знакомым по Китаю бароном Гро, который принял его, как родного. В Лондоне лорд Элджин дал премьер-министру Пальмерстону тоже очень благоприятную характеристику российскому дипломату. В Вене Игнатьев задержался. 8 июня 1861 г. он писал отцу: «Пребывание мое здесь было не бесполезно ни для меня, ни для будущего моего поприща и хода дел, потому что я довольно близко ознакомился с венгерскими и славянскими делами и вообще с положением Австрии. Балабин[173] и все посольство были со мною очень любезны и предупредительны»[174]. Из этих слов ясно, что Игнатьев уже до отъезда знал о своем будущем назначении директором Азиатского департамента МИД.