Все это только подталкивало Пржевальского отправляться осенью, и даже решился действовать напролом, желая просить Высочайшего разрешения идти без китайского паспорта. Однако, к такой крайней мере не пришлось прибегнуть, так как китайское правительство, уступило настойчивому требованию русского посланника и выдало паспорт Пржевальскому, хотя и с большими оговорками. Ответ китайского МИД нашему посланнику в Пекине А. М. Кумани содержал следующую риторику:
15 марта 1888 года британские войска начали Англо-тибетскую войну, или, как её часто называют в западной историографии «Сиккимскую экспедицию». Под предлогом «уточнения некоторых вопросов, связанных с границей между Сиккимом и Тибетом», британцы вторглись в горное государство для установления над ним контроля.
Европейские газеты трубили о том, что «азиатская политика России всегда искусно умела пользоваться симпатией местных народов, a потому весьма возможно, что экспедиция Пржевальского имеет именно цель поощрение тибетцев к сопротивлению Англии»[340].
В итоге, китайский паспорт выдали только с тем условием, чтобы конвой Пржевальского не превышал 16 человек, хотя лично посланнику было заявлено, что путешественник и помимо этого числа может добавить несколько человек прислуги, иначе это
Друзья и спутники Николая Михайловича заметили, что, собираясь в пятое путешествие, он уже не проявлял столько рвения, не выказывал такого увлечения, как раньше. А тут ещё и лучший из спутников – урядник Дондок Иринчинов отказался идти в экспедицию. Его отказ ошеломил Пржевальского, так как он был одним из самых дисциплинированных и подготовленных к путешествиям казаков.
В июле 1888 г. Николай Михайлович приехал в Слободу и начал приготовления к предстоящему отъезду. На сборы у него был месяц.
Вот как описывает Николая Михайловича в дни подготовки к пятому путешествию известный географ Ю. Шокальский:
«Будучи в то время секретарем Отделения физической и математической географии, и я бывал у Николая Михайловича по делам его снаряжения. Он тогда выглядел настоящим богатырем. Случалось, мне присутствовать при его переговорах с разными и немаловажными людьми по предмету тех исследований, какие нужно было сделать в предстоящем путешествии, которые отсутствовали в предшествовавших работах. Можно было любоваться его полному спокойствию в таких случаях, тогда как его собеседник видимо волновался, и Пржевальский, в полном сознании своей нравственной силы, одним своим видом побеждал собеседника»[341]
В день убытия он встал раньше обычного, – чуть свет, и, не сказав никому из приехавших прощаться соседей и друзей ни слова, через балкон вышел в сад, где долго ходил, обошёл все любимые уголки. Перецеловав со слезами на глазах всех присутствующих, не исключая и рабочих и их детей, Николай Михайлович в последний раз вышел на балкон и здесь на одной из колонн записал красным карандашом: «
10 августа 1888 г. Пржевальский представлялся в Петергофе Императору и преподнёс ему свою книгу: «Четвёртое путешествие в Центральную Азию».
18 августа друзья и знакомые, а также бесчисленные толпы публики собрались на Николаевском (ныне – Московском) вокзале провожать знаменитого путешественника, отправляющегося на новые свершения во имя славы России. Когда путешественники сели в вагоны, и раздалось последнее: «Прощайте!», поезд тронулся, Николай Михайлович высунулся из окна вагона и, обращаясь к Ф. Д. Плеске крикнул
В Москве 23 августа, Пржевальского настигло трагическое известие, – умерла его любимая няня – Макарьевна, и Николай Михайлович тяжело переживал эту потерю в его жизни.